Книга Сердце Ангела, страница 59 – Уильям Хьёртсберг

Мы миновали огромные колонны Пенсильванского вокзала, мрачно серевшие в фонарном свете. Водитель молчал. Я тихонько мычал себе под нос. Эта песенка в исполнении Джонни Фаворита была очень популярна в войну. Одна из популярнейших моих вещей.

Беднягу Гарри Ангела скормили псам, как объедки со стола. Я убил его и съел его сердце, а все-таки не выгорело: это я тогда умер, я, а не он. И ни сила, ни магия тут не помогут. Я жил чужой жизнью и чужими воспоминаниями. Я — гибрид, уродец, решивший сбежать от прошлого. Надо было еще тогда понять, что это невозможно. Как ни подкрадывайся к зеркалу, отражение всегда смотрит тебе в глаза.

— Видно, случилось что-то, — сказал водитель, притормозив у тротуара напротив отеля. — Бегают как заведенные. — У входа стояли три полицейские машины и «скорая помощь».

Водитель поднял флажок на счетчике:

— С вас доллар шестьдесят.

Я сунул ему «аварийные» полсотни.

— Сдачи не надо.

— Погодите, это не пять. Вы ошиблись…

— Ошибся. Я вообще много ошибался.

Я быстро перешел улицу. Асфальт был сер, как могильная плита.

В холле у конторки патрульный говорил по телефону. Он даже не посмотрел на меня.

— …три черных, пять с молоком и один чай с лимоном.

Двери лифта закрылись.

На моем этаже в холле стояли складные носилки на колесиках. Двое медбратьев скучали, привалившись к стене.

— И что, спрашивается, торопили? — ворчал один. — Видели же, что труп?

Моя дверь была открыта, внутри зажигалась и гасла фотовспышка. Я молча вошел. Трое полицейских в форме бродили по квартире, не зная, чем заняться. Сержант Деймос сидел на столе спиной ко мне и по телефону диктовал кому-то мои приметы. Теперь фотовспышка блеснула в спальне.

Я заглянул внутрь. Одного взгляда хватило. Епифания, голая, с моими жетонами на шее, лежала навзничь на постели. Ее запястья и щиколотки были привязаны к столбикам кровати четырьмя безвкусными галстуками. Курносое дуло моего револьвера вошло в нее с нежностью любовника. Яркая кровь из ее чрева залила распахнутые чресла.

Лейтенант Стерн — один из четырех детективов в штатском, — сунув руки в карманы пальто, смотрел, как фотограф, стоя на коленях, берет крупный план.

— Ку-уда? — вопросил патрульный у меня за спиной.

— Я здесь живу.

Стерн обернулся. Его, обычно сонные, глаза расширились.

— Ангел? — у него даже голос дрогнул от изумления. — Вот он! Взять его!

Сзади меня схватили за руки. Я не сопротивлялся.

— Не будем геройствовать, — сказал я.

— Обыскать его! — пролаял Стерн.

Остальные смотрели на меня как на зверя в зоопарке.

В запястья впились наручники. Полицейский ощупал меня сверху вниз и обратно и вытащил у меня из-за пояса кольт «коммандер».

— Тяжелая артиллерия, — заметил он, передавая пистолет Стерну.

Стерн глянул на кольт, проверил предохранитель и положил его на тумбочку у кровати.

— Зачем ты вернулся?

— Больше идти некуда.

— Кто она? — Стерн большим пальцем ткнул туда, где лежала Епифания.

— Моя дочь.

— Врешь!

Вихляющей походкой вошел Деймос.

— Кого мы видим — ну и ну!

— Деймос, звони в участок, скажи, что подозреваемый задержан.

— Сию минуту. — Деймос неспешно удалился.

— Так. Еще раз. Кто она?

— Епифания Праудфут. У нее аптека на углу Сто двадцать третьей и Ленокс.

Кто-то из детективов записал имя и адрес. Стерн вытолкнул меня в гостиную. Я сел на диван.

— Долго ты с ней крутил?

— Несколько дней.

— Достаточно, чтобы ее прикончить. А знаешь, что мы в камине нашли?

Стерн поднял обгоревший гороскоп за единственный уцелевший угол.

— Имеешь, что сказать?

— Нет…

— Ничего. Нам и так хватит, особенно если у нее там твой «вессон».

— Мой.

— Ты погорел, Ангел.

— Я буду гореть в аду.

— Надо думать. А мы тебе путевку выпишем.

Акулья пасть Стерна растянулась в злобной улыбке.

Я смотрел на его желтые клыки и видел хохочущую маску над входом в «Стипль-чез», злой оскал карточного джокера. Я уже видел его на лике Люцифера. Мне казалось, я слышу, как комната наполняется Его хохотом. Пришел Его черед посмеяться.