Книга Незабудка, страница 40 – Элизабет Лоуэлл

Пока Раф продолжал говорить — низкий голос звучал напряженно. Алана взяла его руку и прижала к своей щеке, как будто это простое движение могло снять боль и горечь прошлого, и его и ее собственного тоже.

— Я пошел в джунгли один, — вел он дальше свой рассказ, — приблизительно на три дня раньше других. Нужно было кому-нибудь пробраться в тюрьму и быстро разведать, какое количество наших людей остались в живых и сколько из них могут передвигаться самостоятельно. Задача была слишком опасной, чтобы просить кого-либо вызваться добровольцем.

Раф смотрел мимо Аланы, взгляд рассеян, он вспоминал. Но его пальцы слабо шевелились у Аланы на щеке, словно в подтверждение, что само ее присутствие, как ничто иное, помогает ему.

— В тюрьму я пробрался без всяких проблем, — вспоминал Раф. — Проволочные заграждения и незначительная охрана были по внешней границе. Они рассчитывали на джунгли и на закрепившуюся за тюрьмой репутацию адской бездны, что заставляло людей держаться подальше от этого места.

Пальцы Рафа напряженно замерли на щеке Аланы.

— Это была самая настоящая адская бездна, — продолжал свой рассказ Раф. — То, что я там увидел, пробудило во мне желание уничтожить всех охранников, всех государственных чиновников, всех, до кого дотянулись бы руки. А потом я захотел сжечь эту тюрьму, и чтобы горела она таким жарким пламенем, которое растопило бы землю аж до самой середины.

Раф закрыл глаза, чтобы Алана не увидела то, что пришлось увидеть ему. Люди закованы в цепи и подвергаются пыткам, им наносят увечья и медленно убивают лишь для развлечения охранников, которые слишком жестоки, чтобы называться людьми, и слишком старательны в своей жестокости, чтобы называться животными. Скалящие зубы дьяволы, которые правят зеленым адом.

— Я добыл все нужные сведения и выбрался оттуда, — вспоминал Раф. — На следующий день я повел туда своих людей.

Он открыл глаза. Они были ясные и холодные, как топаз, глаза незнакомца.

— Как только мы вывели тех, за кем пришли, я вернулся назад в эту тюрьму. Трое из моих бойцов, вопреки моему приказу, пошли вместе со мной. Они видели, в каком крыле тюремного здания пытают людей. Мы вчетвером освободили всех узников, а затем взорвали это здание ко всем чертям, которые его и породили.

Алана прижала к губам руку Рафа, пытаясь успокоить его и себя.

— Один из четверки оказался ранен. Двое других понесли его в месторасположение нашей группы, а я остался, чтобы прикрыть их отход. После взрыва некоторые из караульных остались в живых. Я сдерживал их, пока не заклинило автомат. Они схватили меня, выстрелили в упор и бросили умирать, но я был в сознании. Сразу же после выстрела я слышал, как взлетал вертолет.

Алана издала какой-то сдавленный звук.

— Я выжил. Я мало что помню об этом. Какие-то партизаны прятали меня, лечили. Затем вернулись правительственные войска. Я был слишком слаб, чтобы убежать.

Алана кусала губы, стараясь сдержать бесполезные слова протеста, теснящиеся в груди.

Раф продолжал говорить тихо и безжалостно, избавляясь от жестоких воспоминаний прошлого.

— Они посадили меня в другую тюрьму, похожую на ту, что я взорвал ко всем чертям. Я знал, что надежды на спасение не осталось. Мои бойцы видели, как меня расстреливали. Они наверняка уверены, что я погиб. Кроме того, никто не будет рисковать жизнями двадцати человек, чтобы спасти жизнь одного-единственного, если, конечно, этот один не очень важная персона. Я таковым не был.

Испытывая желание говорить и одновременно опасаясь прервать поток его слов, Алана что-то тихо бормотала прямо в ладонь и сдерживала себя, чтобы не закричать. Она снова и снова поглаживала его руки и плечи, как будто желая убедиться, что он действительно живой и что она с ним.

— Я провел много времени в этой тюрьме, — продолжал Раф. — Не знаю, почему я не умер. Многие умирали и были рады этому. — Он обернулся и посмотрел на Алану.

— Это не совсем верно, — произнес он. — Я знаю, почему я выжил. У меня было для чего жить. Ты. Я мечтал о тебе, о том, как буду играть на губной гармошке, а ты петь; о том, как буду ласкать тебя, заниматься с тобой любовью, как услышу твой смех, как увижу и почувствую в каждом прикосновении, в каждой улыбке твою любовь ко мне.

— Рафаэль, — прошептала она, не в состоянии вымолвить больше ни слова.

— Мечты помогли мне не сойти с ума. Осознание того, что ты ждешь меня, любишь меня так же сильно, как и я тебя, дало мне силы убежать из тюрьмы. Я жил в джунглях, как зверь, пока мне не удалось пробраться в другую страну.

Алана наклонилась, чтобы поцеловать Рафа, не пряча слез.

— А затем, — произнес Раф ровным голосом, — я вернулся домой и узнал, что женщина, которую я так любил и ради которой выжил, не любила меня настолько, чтобы дождаться моего возвращения.

— Это неправда! — воскликнула Алана с болью в голосе.

— Сейчас я это знаю. Тогда не знал. Все, что я имел, это информация из газет. Джек-и-Джилли. Счастливый брак. Идеальная любовь. Никто не рассказал мне иного.

— Никто не знал, — гневно возразила Алана. — Даже никто из моих близких. Мы с Джеком очень старались держать в секрете правду о нашем браке.

— Вы преуспели.

Раф пристально посмотрел на Алану, увидел, что его боль и несчастье отразились в темных глазах и на бледном лице женщины. Он коснулся кончиками пальцев ее плотно сжатых губ, стараясь снять с них напряжение.

— Я ушел из армии, как только подошло время, — рассказывал Раф. — Отец мой уже умер. Я вернулся на ранчо. Мне было невыносимо горько, не радовало ничто, даже солнце, встающее над Разбитой Горой. И я не выдержал: год назад перепоручил ранчо своим адвокатам и переселился в рыбацкий лагерь на Разбитой Горе. Один.

Алана закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы.

— Если бы я только знала, что ты жив… — прошептала она.

— Я и сам не был уверен, что жив, — произнес Раф. — По-настоящему жив. Большую часть времени я по-прежнему проводил в аду. Никто по эту сторону горы не знал, что я не погиб. Кроме Сэма, но он никому не рассказал бы.

— Сэм? — испуганно переспросила Алана.

— Он был на учениях в Панаме. Экспедиция другого рода — мирная. Однажды, незадолго до того, как я ушел из армии, нам пришлось вместе поработать. Он очень хороший парень, ему бы только быть попрактичнее. Это все, что я могу сказать о Сэме Бурдетте.

Алана попыталась возразить, но поняла, что ничего не добьется. Раф может поделиться с ней своими собственными секретами, но секретов ее брата он никогда не выдаст. Она понимающе взглянула на Рафа темными, как ночь, как ночные видения, глазами.

— Когда ты решил открыться? — спросила она.

— Я не принимал такого решения. Это произошло случайно.

Раф медленно покачал головой, вспоминая свою ярость, горечь жизни и женщину, которая вышла замуж за другого спустя шесть недель после того, как ее жениха объявили погибшим.