Онлайн книга «Девятая жизнь Луи Дракса»
|
– А она кто? – Никто. О ней и сказать-то нечего. Папá ее бросил. И это было давно. Они развелись. Понятно? – А почему тогда он расстраивается? Маман долго смотрит на меня, как будто я Чекалдыкнутый. – Я разве говорю, что он расстраивается? – Нет. – Тогда с чего ты взял? – Не знаю. Я все еще чувствую себя Чекалдыкнутым. По ее глазам нельзя сказать, что с ней, потому что они никогда не меняются, словно там внутри ничего нет. Это она так скрытничает. – Ну, если он так расстраивается, пусть и идет к ней, правда? – говорит Маман. – Он не справляется с нами, не справляется со своим чувством вины. Твой отец ни с чем не справляется. И Маман снова начинает листать журнал, и мы молчим, а я думаю про себя: Папá все равно не может вернуться к той тетеньке, потому что она замужем за другим дяденькой, и у них две приемные дочки из Китая и толстый карапуз, которого они сделали сами. Но я не смею говорить об этом Маман, потому что мальчики должны беречь мам, чтобы они не плакали. Потом заканчивается «Астерикс» и начинается «Том и Джерри». Это где Том все время пытается поймать Джерри, а Джерри убегает. Ха-ха. – А ты любила кого-нибудь до Папá? Улыбка слезает с лица Маман – может, я что-то не то сказал? Она так странно на меня смотрит. – Тогда мне казалось, что я люблю. Но я ошиблась. – Почему? – Потому что он меня очень сильно подвел. Дядюшка Тома в мультике пишет в письме племяннику, что хочет приехать в гости на несколько дней. Но он должен предупредить, что боится мышей. Поэтому он надеется, что в доме у Тома не водятся мыши. – А как он тебя подвел? Маман вздыхает. – Ты слышал, что такое достоинство, Лу-Лу? Достойные люди поступают правильно. А тот человек поступил нехорошо. Он совершил ужасную вещь. К приезду дядюшки Том пытается избавиться от Джерри. Джерри узнаёт, что дядюшка боится мышей, поэтому пугает его на все лады. И дальше как обычно: Том обжигается утюгом и проходит сквозь стену, и в стене остается дырка в форме кота. Мне хочется спросить у Маман про ужасную вещь и почему эта вещь не достоинство, но я не смею, потому что Маман так смотрит, будто вот-вот расплачется, а мальчики должны беречь своих мам, не должны их подводить. А потом Джерри все смеется и смеется, потому что снова победил. А потом на экране рисуется круг, а внутри появляется надпись по-английски: Вот и все, ребята! Если ты единственный ребенок, очень здорово играть в Смерть. Таким детям нужно быть самодостаточными, потому что у них нет друзей, а Маман дома очень занята, она читает журналы про то, как стать еще красивее, какую носить одежду, и еще плачет, потому что Папá снова нас бросил. Некоторые семьи очень непохожи на другие, они слишком особенные. Это не значит, что они хуже. Вообще – это большой секрет, об этом нельзя болтать в школе, и уж тем более рассказывать учителю, – может быть, они даже чуточку лучше. Поэтому – тсс. Жирный Перес говорит, что смешанные чувства к родителям – это нормально, можно даже ненавидеть своего отца, если он больше с тобой не живет. Ненависть – часть любви. Ребенок может чувствовать что угодно, это нормально. Все чувства позволены, потому что ребенок живет в надежном мире. Но в глубине души ты знаешь, что папа с мамой тебя любят. Потому они и решили провести выходные вместе, всей семьей, и взять тебя на пикник, так? Пикник с сюрпризом. Жаль, что все так произошло, уж лучше бы я остался дома и закончил модель винтовой лестницы из бальзы, и тогда мсье Зидан увидел бы мою красивую лестницу и, может, на перемене погонял бы со мной в футбол. Он говорит, что иногда для удовольствия гоняет мяч. Только теперь не ради денег, понимаешь? Так бы оно и случилось, только не случилось, потому что мы застряли в этих горах. Там было очень здоровско, вокруг росли кусты, и еще был такой глубокий обрыв в ущелье, и мне запретили туда близко подходить. Мы пели песню про день рожденья, а потом мы с Маман разрезали торт, а Папá нас фотографировал, и мы загадали желание. Я-то знаю, какое желание загадала Маман. Наверняка хотела, чтобы я навсегда остался ее маленьким сынишкой. А я загадал, чтобы Папá оказался моим родным отцом, и тогда я от него не откажусь. Потом все как-то быстро закрутилось. Это все из-за моих секретных конфет. Папá увидел, что я ем конфету, а я хотел засунуть ее в карман, но не успел, и Папá начал кричать на меня и выспрашивать. А потом они с Маман поссорились, не как обычно, а гораздо сильнее, и все из-за меня, из-за моих секретных конфет, а потом они говорили друг другу какое-то непонятно чего и кричали, а Маман совершала Эмоциональную Работу. Она все кричала и кричала как безумная: Отпусти его! Не смей прикасаться к моему сыну! Потом я вырвался и побежал, все бежал и бежал, а потом… А потом. С закрытыми глазами что думаешь, то и видишь. Я вижу комнату с яркими лампочками, доктора кричат, люди скользят вокруг меня, как будто на колесиках, а иногда видишь солнце, или луну, или круглые часы, или еще иногда фотографии счастливых Маман и Папá а потом нетопыря или вспоминаешь таблицу умножения на семь например, семью семь сорок девять или я вижу бинокль Жирного Переса или слышу как они делают ночью секс – аа-аа – или мне мерещится фото Юкки которого потом задавил трактор и еще жвачка и братья Люмьер и семью восемь пятьдесят шесть и Жак Кусто и Крутые Девчонки [42] и звезды семью девять шестьдесят три а потом думаешь про белое здание сложенное как «Лего» а вокруг лес, и ты взлетаешь как будто внутри надувного шарика и паришь в небе семью десять семьдесят и летишь над землей и смотришь вниз на дорогу посыпанную белым гравием и по этой дороге поднимая клубы белой пыли едет «скорая» а потом останавливается и оттуда на носилках выносят мальчика и он вроде мертвый а его Маман старается не плакать а потом голоса как из-под воды а потом видишь облака это развеваются на ветру белые занавески и снова голоса: – Мы тут стараемся творить оптимизм. – Десяти миллилитров хватит… – «L'Hôpital des Incurables». – Мальчики передают тебе привет… – Один большой, второй маленький… Я кричу. Кричу. Но они меня то ли не слышат, то ли не слушают… Я ничем не могу помочь… А потом он падает… Бросил меня одну… Я кричала и звала на помощь. – Видите, каким трусом оказался мой муж? И потом ты вдруг садишься. И хочешь закричать: Он не трус! – и не можешь. А потом открываешь глаза и понимаешь – она целовалась с мужчиной. И это не Папá. Они стоят далеко, я их вижу как будто по телевизору, и солнце яркое-преяркое. Он обнимает ее, она обнимает его. Потом он ее отталкивает. |