Книга Ночной цирк, страница 47 – Эрин Моргенштерн

Комнаты, скрытые от посторонних глаз в недрах Цирка Сновидений, разительно отличаются от присущей ему черно-белой гаммы. Жизнь в них пестрит красками, согретая теплым сиянием янтарных абажуров.

Ярче других раскрашено жилище близнецов Мюррей. Это настоящий калейдоскоп оттенков, среди которых преобладают бордовый, алый и желтый цвета, так что кажется, будто вся комната охвачена огнем.

Время от времени в цирке заходит речь о том, что близнецов неплохо бы отправить в интернат, чтобы они могли получить хорошее образование, но их родители уверяют, что, находясь в столь разношерстной среде и путешествуя по миру, они могут узнать куда больше, чем сидя в классе и уткнувшись в учебник.

Близнецам такое положение дел по душе. Изредка для них устраивают уроки по самым разнообразным предметам, в остальное же время они читают — читают все, что попадает к ним в руки, и подчас в кованой колыбельке, из которой они давно уже выросли, но все равно никак не соглашаются с ней расстаться, собираются целые кипы прочитанных книг.

Им знаком каждый уголок цирка, и они без труда находят дорогу в хитросплетениях пронизавших его дорожек, одинаково уверенно чувствуя себя и в разноцветной части, и в черно-белой.

В эту ночь они сидят под полосатым куполом шатра, над которым раскинулись голые черные ветви высокого дерева.

Поскольку час довольно поздний, кроме них в шатре никого нет, и сомнительно, что кто-то из посетителей цирка еще забредет сюда в предрассветные часы.

Близнецы Мюррей сидят, прислонившись спиной к могучему стволу, и потягивают из дымящихся кружек горячий пунш.

С их выступлениями на сегодня уже покончено, и в оставшиеся несколько часов до восхода солнца они вольны делать что вздумается.

— Звезды будешь смотреть? — предлагает Виджет сестре. — Мы могли бы продляться, сегодня вроде не холодно. — Он вынимает из кармана куртки часы и смотрит, который час. — К тому же время еще раннее, — замечает он. Впрочем, их представления о том, что такое «рано», разительно отличаются от общепринятых.

Поппет задумывается, закусив губу.

— Нет, — говорит она наконец. — В прошлый раз все было такое красное и непонятное. Думаю, мне нужно немного подождать, а уж потом попытаться еще разок.

— Красное и непонятное?

Поппет кивает.

— Это была целая вереница образов, — поясняет она. — Огонь, а потом что-то алое. Человек, который не отбрасывает тени. Ощущение, что все летит кувырком, спутывается, словно клубок, с которым поиграли котята, и теперь сам черт не разберет, где начало, а где конец.

— Ты говорила об этом Селии? — спрашивает Виджет.

— Еще нет, — качает головой Поппет. — Я не люблю рассказывать ей о видениях, пока они лишены смысла. В итоге он чаще всего появляется.

— Это точно, — кивает Виджет.

— Ах да, вот еще что, — вспоминает Поппет. — Кто-то должен прийти. Я это тоже видела. Правда, не знаю, было это до всего остального или после. А может, и во время.

— Ты видела, кто это? — спрашивает Виджет.

— Не-а, — коротко бросает Поппет. Виджета это не удивляет.

— А красное — это что было? — продолжает расспрашивать он. — Ты можешь сказать?

Поппет прикрывает глаза, воскрешая в памяти видение.

— Это похоже на краску, — говорит она. Виджет поворачивается, чтобы заглянуть ей в глаза.

— На краску?

— Да. На разлитую по земле краску, — кивает Поппет. Она вновь закрывает глаза, но тут же их открывает. — Очень много красного. Все перепутано, и мне, если честно, эта красная часть не нравится. Когда я это увидела, у меня даже голова заболела. Часть про гостя куда приятнее.

— Гость — это хорошо, — говорит Виджет. — А ты знаешь, когда нам его ждать?

Поппет качает головой.

— Что-то произойдет совсем скоро. До остального еще далеко.

Они ненадолго замолкают, прильнув спинами к дереву и потягивая пунш.

— Расскажи мне что-нибудь, а? — немного погодя просит Поппет.

— Что например? — спрашивает Виджет. Он всегда уточняет, чего она хочет, даже если у него уже есть наготове история. Такой привилегии он удостаивает лишь избранных слушателей.

— Историю про дерево, — говорит Поппет, запрокинув голову и глядя вверх сквозь черные переплетения ветвей.

Выдержав небольшую паузу, Виджет приступает к рассказу. Шатер и дерево над их головами внезапно превращаются в молчаливые декорации. Поппет терпеливо ждет.

— В любой тайне заключена сила, — начинает Виджет. — Раскрытая тайна утрачивает часть своей силы, поэтому надо хорошо ее хранить. Тайна — настоящая тайна, а не какой-нибудь пустяк — может навсегда изменить судьбу посвященного в нее человека. Записывать тайны особенно опасно, потому что, как бы бережно ты их ни хранил, кто знает, кому может открыться тайна, доверенная клочку бумаги. Так что, если у тебя есть какие-то тайны, и для них, и для тебя будет лучше, если они тайнами и останутся. Отчасти именно по этой причине в мире почти не осталось волшебства. Ведь любое волшебство — это тайна, так же как и любая тайна — это волшебство. Люди годами учились ему, делились его секретами, записывали их в толстые книги, страницы которых со временем желтели и покрывались пылью, а потом волшебство почти исчезло, по капле утратило свою силу. Это было не неизбежно, но закономерно. Любой может совершить ошибку.

И вот ошибку совершил величайший волшебник всех времен — поделился своими тайнами. А это были не просто тайны, а секреты волшебства. Так что цена ошибки была высока.

Свои тайны он открыл девушке. Ее отличали молодость, острый ум и непревзойденная красота…

Он прерывает рассказ, потому что Поппет громко фыркает, уткнувшись в кружку.

— Извини, — говорит она. — Пожалуйста, Видж, рассказывай дальше.

— Итак, ее отличали молодость, острый ум и непревзойденная красота, — продолжает Виджет. — Потому что, не будь она столь умна и прекрасна, он не попался бы в ее сети, и не было бы этой истории.

Волшебник был старым и, конечно же, очень мудрым. Долгие-долгие годы он бережно хранил свои тайны, не соглашаясь никого в них посвящать. Но то ли постепенно он забыл, почему так важно, чтобы тайна оставалась тайной, то ли не устоял перед юностью, красотой и хитростью девушки, а может, просто устал или выпил слишком много вина и не понимал, что делает. В общем, не важно, по какой причине, но он открыл девушке свои самые сокровенные тайны, поделился с ней секретами волшебства, и стоило его тайнам перейти к девушке, как они утратили часть своей силы. Так кошка теряет ворсинки меха, если ее почесать за ухом. Впрочем, его чары по-прежнему были сильны и могущественны, и девушка сумела обратить их против самого волшебника. Обманом она завладела всеми его секретами до последнего. Беречь эти секреты она не собиралась. Возможно, даже записала их, чтобы не забыть.