Онлайн книга «Страна радости»
|
Я ехал на маленьком электрокаре, стянув шкуру до пояса, чтобы кондиционированный воздух охлаждал разгоряченное тело, и в тот момент осознал, что отключаюсь. Мне хватило ума свернуть к стене и убрать ногу с резиновой кнопки, заменявшей педаль газа. Толстый Уолли Шмидт, который заведовал аттракционом «Угадай-свой-вес», как раз пришел в лежку передохнуть на несколько минут. Он увидел, как я припарковался под углом к стене и навалился на руль. Достал из холодильника кувшин ледяной воды, вперевалочку подошел ко мне, поднял мой подбородок пухлой рукой. – Эй, салага, у тебя есть еще один костюм или это единственный, который на тебя налезает? – Есь один, – промямлил я заплетающимся языком. – В косюмной. Ошнь блшой. – Это хорошо. – И он вылил кувшин мне на голову. На мой крик прибежало несколько человек. – Какого хрена, Толстый Уолли? Он ухмыльнулся: – Освежает, не правда ли? Конечно же, освежает. День труда, салага. Никакого сна на работе. Благодари счастливые звезды и полосы, что наверху не сто десять [19] . Было б сто десять, я бы не рассказывал эту историю. Умер бы от спекшегося мозга где-то на середине танца Счастливого Хоуи, на эстраде детского городка Качай-Болтай. Однако непосредственно в День труда небо затянули облака. А с моря дул освежающий ветерок. Так что я продержался. В тот понедельник, около четырех пополудни, когда я надевал шкуру для последнего шоу сезона, в костюмерную вошел Том Кеннеди. Он расстался с песболкой и грязными кроссовками, сменив их на идеально отглаженные чинос (я еще задался вопросом, а где же он их хранил), рубашку «Лиги плюща» и кожаные туфли. Розовощекий сукин сын даже подстригся. С макушки до пяток выглядел успешным во всех отношениях студентом колледжа, прокладывающим дорогу в мир бизнеса. Никто бы не догадался, что всего двумя днями ранее он в сползших грязных «ливайсах» ползал с масленкой под «Зиппером» и клял Папаню Аллена, бесстрашного капитана нашей команды, всякий раз, когда ударялся головой о стойку. – Уезжаешь? – спросил я. – В точку, дружище. В восемь утра отбываю на поезде в Филли. Проведу неделю дома, потом обратно на каторгу. – Рад за тебя. – Эрин надо добить кое-какие дела, но вечером она встретится со мной в Уилмингтоне. Я уже заказал номер с завтраком в уютном маленьком отеле. Естественно, я почувствовал укол зависти. – Здорово. – Она сокровище. – Знаю. – И ты тоже, Дев. Будем на связи. Люди часто такое говорят ради красного словца, но только не я. Мы обязательно будем на связи. – И он протянул руку. Я сжал ее и потряс. – Хорошо. Ты славный парень, Том, а Эрин – лучшая девчонка на свете. Береги ее. – Нет проблем. – Он широко улыбнулся. – В ближайший весенний семестр она переведется в Ратгерс. Я уже научил ее боевой песне «Алых рыцарей» [20] . Знаешь, «Вперед, “Алые”, “Алые”, вперед…» – Сложно, однако. Он погрозил мне пальцем. – В этом мире сарказм тебя до добра не доведет. Если только ты не собираешься писать для журнала «Мэд». Учти это. Тут подала голос Дотти Лассен: – Может, ускорим трогательное прощание? Тебе пора на выход, Джонси. Том повернулся к ней и вытянул руки. – Дотти, как я вас люблю! Как мне будет вас недоставать! Она шлепнула себя по заду, показывая, как ей будет недоставать его, и вернулась к починке какого-то костюма. Том протянул мне листок бумаги. – Мой домашний адрес, адрес колледжа, оба телефона. Надеюсь, ты ими воспользуешься. – Обещаю. – Ты действительно собираешься пожертвовать годом, в течение которого мог бы пить пиво и трахаться, ради облезлых развалюх здесь, в «Стране радости»? – Ага. – Ты рехнулся? Я задумался. – Вероятно. Немного. Но иду на поправку. Я был весь потный, а он пришел в чистой одежде, но Том все равно крепко обнял меня. Потом направился к двери, задержавшись лишь для того, чтобы чмокнуть Дотти в морщинистую щеку. Она не отшила его – помешал полный рот булавок, – но прогнала взмахом руки. У двери Том повернулся ко мне. – Хочешь совет, Дев? Держись подальше от… – Он мотнул головой, и я прекрасно понял, о чем речь: от «Дома ужасов». Потом он ушел, вероятно, думая о приезде домой, и об Эрин, и о машине, которую собирался купить, и снова об Эрин, и о ближайшем учебном годе, и опять об Эрин. «Вперед, “Алые”, “Алые”, вперед». Уже в ближайшем весеннем семестре они смогут скандировать вместе. Черт, смогут скандировать сегодня вечером, если захотят. В Уилмингтоне. В постели. Вместе. * * * Контрольные часы в парке развлечений отсутствовали: наши приходы и уходы фиксировали капитаны команд. После моего последнего выступления в роли Хоуи в первый понедельник сентября Папаня Аллен велел мне принести карточку табельного учета. – Мне работать еще час, – возразил я. – Нет, кое-кто ждет тебя у ворот, чтобы проводить домой. – Я знал, о ком речь. С трудом верилось, что в сморщенной изюмине, которая заменяла Папане сердце, могло остаться место для теплых чувств, но в то лето мисс Эрин Кук его проняла. – Насчет завтрашнего дня все понятно? – С половины восьмого и до шести, – ответил я. И никакой шкуры. Красота. – Я буду руководить тобой две недели, а потом отправлюсь в солнечную Флориду. После этого перейдешь в подчинение Лейна Харди. И Фредди Дина, наверное, если он заметит, что ты по-прежнему здесь. – Все понял. – Хорошо. Я распишусь в твоей карточке, и ты десять сорок два. – На Языке это означало то же самое, что и у любителей модного тогда сленга гражданского радиодиапазона: свободен. – И… Джонси? Попроси эту девочку время от времени присылать мне почтовую открытку. Я буду по ней скучать. Я его понимал. * * * Эрин также сделала первые шаги на пути из Страны радости к Реальной жизни. Исчезли линялые джинсы и футболка с вызывающе закатанными до плеч рукавами, не говоря уже о зеленом платье Голливудской девушки и робин-гудовской шляпке. За воротами, в алом свете неоновой вывески, меня ждала молодая женщина в шелковой синей блузке без рукавов и юбке-трапеции. Ее волосы были собраны в пучок на затылке, и она выглядела великолепно. – Пойдем по берегу, – предложила она. – У меня есть немного времени до автобуса в Уилмингтон. Я там встречаюсь с Томом. |