Книга Игра навылет, страница 23 – Семен Глинский

Начиналась музыка, поначалу не очень стройная и мелодичная, но он заставлял повторить выбранную им часть много раз. Постепенно она становилась всё совершеннее и начинала звучать почти божественно.

– Стоп! – внезапно останавливал их старикан. – Я вами доволен, и вы можете немного передохнуть. Но сохраняйте, пожалуйста, настрой. Никаких анекдотов и похабных историй во время перерыва. Мы приближаемся к звёздам – и пошлость здесь неуместна.

– Он Бог, – положив в футляр скрипку, говорил Асатиани. – Как он понимает классику. Как чувствует время и стиль. Повезло нам со стариканом, дьявольски повезло.

– А я думала, что Бог – это ты. – Она приглаживала ладонью его растрепанные седые волосы и колючую бороду. – Неужели существует некто более великий, чем ты?

– Нет, конечно же, я не Бог. – Он вынимал из кармана две конфетки и одну закидывал себе в рот, а другую протягивал ей. – Я всего лишь гений, простой российский гений, – и на большее не претендую.

К их разговору с интересом прислушивалась юная скрипачка. И сочла необходимым тоже высказаться по данному поводу:

– Старикан у нас классный. – Девица пришла на репетицию в короткой юбке и в открытой кофточке и, устроившись на низеньком стульчике, демонстрировала всем своё бельё. – И команду он собрал неслабую, и играем мы нехило. Всё по делу.

Старикан довёл их до полного изнеможения и в начале четвёртого объявил, что на сегодня достаточно, и они могут разойтись. Но он не прощается с теми шестью музыкантами, которых отобрал для своего проекта. Хочет поиграть с ними Вивальди и Гайдна, и в семь часов вечера они снова должны явиться на репетицию. Только не в капеллу, а в другое место. И назвал адрес.

– Могу накормить тебя обедом, – предложил Асатиани. – Тут неподалёку есть неплохой ресторанчик.

– Нет, в ресторан сегодня не пойду, – отказалась она. – В Русском музее интересная выставка, и мне давно хотелось её посмотреть.

– Фу, какая мерзость! – Его перекосило всего от отвращения. – Драгоценные минуты отдыха потратить на поход в музей – только ты можешь до такого додуматься.

– Пригласи девочку, – шепнула она. – Ребёнок прямо ест тебя глазами. Наверное, жутко голодная.

Народу на выставке было немного, и она с удовольствием бродила по пустым просторным залам. Разглядывала рассеянно картины, не вникая особенно в содержание. Ей не сюжеты сейчас были нужны, а тишина и льющийся с полотен свет.

Услышала за спиной странные звуки – шарканье и цоканье, и, обернувшись, увидела Бабу-ягу. И одновременно портрет, висевший на стене. Это была та же самая женщина, но лет на сорок моложе. Она парила над землёй и была похожа на птицу.

Там присутствовала одна деталь – большой крючковатый нос, и это давало возможность связать воедино два абсолютно разных образа.

– Непохожа, да? – усмехнулась старуха. – Я и сама сейчас порой себя не узнаю.

Бывшая танцовщица повернулась неловко, и у неё упал костыль – музыкантша наклонилась и подняла.

– Где вы хотите себя узнать? В зеркале? – спросила флейтистка. – Но там только лишь оболочка, и нужно особое зрение, чтобы разглядеть, что скрывается за ней. Таким зрением обладают художники, по крайней мере талантливые.

– У меня дома есть ещё картины. – Старуха сразу же опознала в ней родственную душу. – И этого художника, и других. Мы можем поехать прямо сейчас.

– Я обязательно к вам приеду, – пообещала она. – Но только в другой день. Сегодня меня ждут господа Вивальди и Гайдн, и эту встречу нельзя перенести.

– Дай вам Бог, – перекрестила её старуха. – Я очень рада, что мы с вами познакомились, и думаю, что никакая это не случайность, а перст судьбы.

Она вышла на улицу и, вынув из сумочки мобильник, позвонила Асатиани.

– Ты уже подъезжаешь? – Вглядываясь в темноту, пыталась высмотреть чёрный «форд» в потоке машин, огибавших сквер. – Куда мне идти?

– Стой где стоишь. – Он подъехал к памятнику Пушкину со стороны Невского и, увидев её, помигал фарами. – Сейчас пробка продвинется, и я тебя подберу.

Она влезла в машину и, вдохнув коньячный запах, посмотрела вопрошающе на скрипача:

– Вы напились, что ли? А если старикан учует?

– Мы будем дышать не наружу, а внутрь, – пошутил грузин.

– Ерунда, – поддержала его девица. – Во-первых, мы трезвые. А во-вторых, репетиция сегодня уже была. Старикан собирает нас вечером для другого. Оттянуться и музыку хорошую поиграть. Просто так, для души. Мы, кстати, не против.

Они подъехали к особняку одновременно с разных сторон – две группы оркестрантов, и, соединившись, вошли в обнесённый кирпичной оградой двор и поднялись на крыльцо.

Дверь отворилась, и одетый в камзол слуга провёл их в зал.

Горели свечи – огромное количество свечей, и в их колеблющемся свете музыканты увидели гигантский камин, занимавший половину стены, и большой обеденный стол.

Сбоку находилась лестница, и, стуча каблуками, по ней медленно спускался кто-то. Сначала появились кожаные башмаки, украшенные медными пряжками. Потом шёлковые чулки, короткие панталоны и камзол. Белое кружево манжет. Драгоценная брошь на воротнике. Напудренный парик и аскетическое лицо.

Они не сразу смогли узнать в вельможе своего старикана.

Он хлопнул в ладоши, и к нему подбежал слуга.

– Я буду ужинать, – объявил он. – А господа музыканты будут для меня играть. Поставьте стулья и пюпитры.

Они расселись и, косясь на хозяина и перешёптываясь, достали инструменты и раскрыли ноты.

Зазвучал Вивальди, и за окнами запела вьюга, а на стёклах появились ледяные узоры.

В камине запылал огонь. Старикан опустился в кресло и, засунув за воротник салфетку, придвинул к себе тарелку и взял в руки вилку и нож.

Ему принесли жареного поросёнка и оплетённую прутьями бутыль вина.

Он ел мясо, отрезая себе огромные куски, и слуга постоянно подливал ему в бокал игристое вино. Потом пил кофе с коньяком и закусывал шоколадными конфетами.

Покончив с ужином, вышел из-за стола и устроился на мягком низеньком диванчике. Голова опустилась на грудь, и он начал похрапывать.

Встрепенулся, услышав фальшивую ноту, и посмотрел изумлённо на музыкантов:

– Хотите с такой игрой ехать в Зальцбург?

За всех ответил обиженный холодным приёмом контрабас:

– Там мы будем играть на сцене, и нас будет слушать публика. А вечеринка – это совсем другое.

– Господи, вразуми их! – взмолился дирижёр. – Как мне им объяснить?! Не имеет значения, в какой обстановке играть и для кого. Ничего не должно существовать – только музыка и гармония. Больше ничего.

Теперь они играли совсем по-другому и вложили в музыку всё своё умение и страсть.