Книга Игра навылет, страница 32 – Семен Глинский

Садилось солнце, и на площади собирался народ.

Одни пришли послушать пастора, и тот разговаривал с паствой, стоя около входа в собор. Мощный бас гудел, как ещё один колокол.

Другие просто проходили мимо и остановились ненадолго около храма.

Пастор благословлял тех и других.

– Заодно и нам с тобой батюшка грехи отпустил, – ухмыльнувшись, сказал Вадим. – Можем начинать грешить по новой.

Оставив позади шумную площадь, свернули в тихий переулок и увидели яркую вывеску, приглашавшую в казино.

– Думаешь, нам повезёт? – спросил Цыпа, нащупывая в кармане бумажник.

– Давай двигай, – подтолкнул его к двери Вадим. – Удача улыбается отважным.

Переходя из зала в зал, разглядывали сидевших за карточными столами игроков. В основном это были дряхлые старики и обвешанные бриллиантами старухи.

Играли в покер и в бридж, и ставки делались такие смехотворные, что казалось, будто люди сюда пришли не ради выигрыша. Собрались для того, чтобы провести в приятной компании время, и настоящая игра начнётся тогда, когда в неё войдёт хотя бы один по-настоящему азартный человек.

Они тоже поначалу не рисковали. Пристроившись к рулетке, делали свой маленький гешефт. Ставили поочерёдно доллар или два, на «красное» или на «чёрное». Долго были в минусе, но их упрямство принесло свои плоды – общими усилиями смогли заработать двадцать евро. Этого как раз хватило на два стакана виски.

– Чего делаем дальше? – высосав свой скотч, спросил Вадим. – Продолжаем?

– Я уходить пока не собираюсь, – ответил Цыпа без колебаний.

Поставил сотню на «тринадцать» – и колесо закрутилось.

Цыпа собрал всю свою волю в кулак, и, получив мощный импульс, шарик покатился к нужной лунке. Но что-то столкнуло его с правильного пути, и он упал в соседнюю ямку.

Увеличив ставку до двухсот, выстрелил снова – и шарик опять отклонился от заданной траектории.

– Ты настоящий самоубийца, – сказал Вадим. – Есть смысл сыграть в русскую рулетку.

– Как это? – не понял Цыпа. – Я должен буду поставить на кон свою жизнь?

Вадим посмотрел на него с сожалением.

– Ты думаешь, она кому-то нужна, твоя несчастная жизнь?

Нужны были бабки, и, обменяв три тысячи на фишки, Цыпа разделил их на тридцать порций – и начал свою игру.

– Ставлю десять евро на «чёрный», – объявил он, передавая крупье порцию фишек.

Ставка сыграла, и, поздравив себя с удачным дебютом, снова поставил на тот же цвет – и выиграл опять.

Потом промахнулся – раз, и другой, и третий. Разволновавшись, перестал думать и считать – и раунд остался за соперником.

– Пойдём глотнём чего-нибудь, – предложил Цыпа. – А то у меня в горле пересохло.

– На работе не пью, – отказался Вадим.

Цыпа отправился в бар и, взяв себе виски, попросил бармена положить в него льда.

Глотал скотч и, прикладывая стакан ко лбу, охлаждал разгорячённое лицо.

Поглядывал искоса на странную даму, стоявшую рядом.

Она была в длинном чёрном платье, в перчатках и в широкополой шляпе с перьями и с вуалью. Курила сигарету, вставленную в длинный мундштук, и болтала по-французски с барменом.

Наклонилась к нему и, обдав его ароматами своего сильно надушенного тела, прошептала на ухо:

– Вы играете безобразно, молодой человек. Даже и не пытаетесь уловить ритм, а ведь он тут присутствует.

– Вот как? – Он ждал, что она скажет дальше. – Ну и какой в этой игре ритм?

– Три, два, один, два. – Она выкидывала пальцы, показывая цифры, и называла цвета, – и всё сплеталось в неразрывную цепь. – Три раза подряд выпадает цвет ночи и дважды зари. Один раз непроницаемая темнота, а потом снова алые зори – утренняя и вечерняя.

Развернулась и, шурша шёлком, направилась к выходу.

Он отругал себя за тупость и слепоту. Мог бы и сам сообразить – так это было очевидно.

Вернувшись к рулетке, применил тактику, подсказанную незнакомкой, и дело сразу же пошло на лад. Теперь он выигрывал почти всё.

– Ну хватит, заканчивай, – услышал он снова горячий шёпот. – Будешь жадничать – останешься ни с чем.

Обернувшись, увидел, что за спиной у него стоит старуха. Одна из тех хорошо сохранившихся мумий, что сидели за карточными столами.

– Спасибо вам, добрая фея, – поклонился он. – Сам бы я никогда до этого не додумался.

– Ну тебе сегодня и пёрло, – помогая ему пересчитывать фишки, удивлялся Вадим. – Я такого никогда ещё не видел.

– Ты бабки гони. – Раскрыв ладонь, Цыпа ждал, что на неё сейчас лягут купюры. – Шесть штук мне должен. Так мы вроде бы с тобой договаривались. Я правильно посчитал?

Но на ладошку лёг только тонкий листок бумаги.

– Ты уж прости меня, приятель, – извинился перед ним Вадим. – В данный момент я могу дать тебе только расписку. А реальные бабки получишь дня через три – раньше не получится.

Выходя на улицу, столкнулись в дверях с двумя молодыми француженками.

– Вернуть бы мою прежнюю форму, – проводив девиц взглядом, мечтательно сказал Цыпа. – Зацепили бы с тобой этих куриц обязательно. Так бы сейчас их на шампуры насаживали – только перья бы летели.

Опять с высокой колокольни разносился звон, и, отвечая на набатный призыв, народ стекался со всех сторон к собору.

Они тоже влились в толпу, запрудившую площадь, и, протиснувшись к деревянному помосту, стали участниками древней мистерии.

На гигантском костре, сложенном из толстых поленьев, корчилась ведьма. Сырые дрова чадили, и пламя было не очень жаркое. Пылали волосы и разорванная в клочья юбка, но тело, обмазанное глиной, не хотело поддаваться огню. Ведьма крутилась, как змея, пытаясь разорвать канаты, и проклинала своих мучителей и Бога.

Народ улюлюкал и швырял в колдунью комья мокрой глины.

К Цыпе приковылял на коротких ножках карлик и, протягивая комок, предложил:

– Вы тоже можете бросить.

– Нет, спасибо, – отказался он. – Мне лично эта тётенька нравится, и я не хочу её обижать. Да и моя вера мне не позволяет.

– Да, конечно, жестоко, – согласился с ним Вадим. – Вот тебе и культурная нация. Такие спектакли устраивают жуткие. Настоящее Средневековье.

Он повернулся к костру спиной и, выставив руку вперёд, показал толпе направление, в котором они собираются двигаться дальше.

– Строго на восток, – сказал он. – И не пытайтесь нас остановить.

Фанаты расступилась и, пропустив их, сомкнули свои ряды опять.

Они не оглянулись больше ни разу и только слышали, как женщина крикнула что-то в последний раз. Потом бухнул колокол – и наступила тишина.