Онлайн книга «Грабители морей»
|
— Ну, пойдем глядеть. Приятели спустились в крюйт-камеру. Там запах был еще сильнее. Оружейный мастер принялся осматривать каждую бочку. — Э-э! — вскричал он вдруг, приподнимая один бочонок. — Какой он легкий! И для чего это из него выпущен просмоленный фитиль? Это неспроста. Кто устроил здесь такую адскую машину? Оружейный мастер осторожно обрезал фитиль и обезвредил опасное приспособление. Известие об открытой мине быстро распространилось среди матросов обоих кораблей. Собрался общий совет под председательством Гаттора и решил, что злодейский умысел следует приписать эскимосам Густапсу и Йорнику. Американцы терялись в догадках о том, какая могла быть у эскимосов при этом цель. — Удар предназначался нам, господа, — объявил им Гаттор. — Слушайте. И он рассказал им о «Грабителях», о двукратной катастрофе при спуске клипера и о покушении Надода взорвать его. Гаттор удивлялся только тому, что новое покушение было поручено эскимосам. — Но ведь немой-то вовсе даже и не эскимос, — произнес вдруг плотник яхты. — Я его видел прежде, чем он надел зимнюю одежду. У него совсем не эскимосский, тип. Он европеец. — В таком случае, друзья мои, медлить нельзя, — сказал Гаттор. — Необходимо сейчас же ехать по следам экспедиции. Вероятно, замыслы злодеев не ограничились одной миной. Оставив корабли под надзором всего четырех человек, оба экипажа, забрав с собой провизии на один год, отправились на север, руководствуясь компасом. Разумеется, этот рассказ только увеличил тревогу Грундвига. Два отряда соединились и быстро поехали вперед. Мы уже видели, что им удалось догнать экспедицию на последней станции. Удивлению Бьёрнов не было границ, а ярости Надода, узнавшего, что все его планы рухнули, не было меры. Он едва не задохнулся от злости, лежа с заткнутым ртом. Фредерику стало жаль его, и он велел снять с его рта повязку. Негодяй воспользовался этим для новых ругательств. — Что, господа? Вы думали, что я совсем уничтожен, а я жив еще. И товарищество наше живо, вы сами скоро это узнаете… Глупцы! Вы потратили целых полгода на поиск трупа, а тем временем замок ваш сожжен «Грабителями», а юный брат ваш Эрик убит… Едва он успел это сказать, как Эдмунд, не помня себя, бросился на него, схватил его за горло и вскричал: — Ты лжешь, негодяй! Признавайся, что ты солгал, иначе я задушу тебя собственными рук… Бедный молодой человек! Он не договорил. Надод воспользовался его волнением, выхватил из-за его пояса собственный его кинжал и вонзил это оружие ему в грудь по самую рукоятку. Эдмунд вскрикнул и упал мертвый. Дружный крик ужаса вырвался у всех присутствующих. С помутившимся взглядом Фредерик схватился руками за голову и упал без чувств. Тогда Гуттор быстрее молнии подскочил к злодею. — Наконец-то ты мне попался, — проговорил он со зверским смехом. — Теперь ты от меня не уйдешь. Не сказав больше ни слова, он вырвал из рук Надода кинжал и, взяв его голову, зажал ее между своими ладонями и начал сдавливать, не торопясь, с рассчитанной медлительностью и постепенностью. — Помнишь старого Харальда, которому ты раскроил череп? — приговаривал богатырь. — Помнишь Олафа, заколотого тобой? При каждом слове ладони богатыря сжимались все сильнее и сильнее. — Сжалься!.. Убей меня разом! — стонал Надод. — Погоди немножко, — продолжал Гуттор, смеясь зловещим смехом. — Смерть — это избавление от всех бед. Надо ее сперва заслужить. Он разжал немного ладони и прибавил: — Проси прощения за все твои подлости и злодеяния. — О! Прости! Прости! Сжалься!.. Убей поскорее!.. Сцена была такая невыносимая, что все отвернулись. Руки гиганта сжались в последний раз. Череп злодея затрещал, и мозги брызнули вверх до самого свода пещеры. Гуттор выпустил из рук бездыханное тело, сам сел в уголок и зарыдал, как ребенок. Когда Фредерик очнулся от обморока, то оказалось, что несчастный герцог Норландский сошел с ума!.. * * * В продолжение многих лет туристы, посещавшие Северную Норвегию, встречали близ развалин старого феодального замка Розольфсе молодого человека, которого всегда провожал почти столетний старик. Молодой человек забавлялся тем, что срывал мох и цветы, росшие среди развалин. Когда ему мешали в этом занятии, он останавливался и, вперив вдаль свой мутный взгляд, бормотал: — О, Красноглазый, Красноглазый! Но вслед за тем он сейчас же впадал в прежнюю невменяемость и опять принимался играть своими цветочками… |