
Онлайн книга «Стены молчания»
Изгиб стены уходил в сторону от дороги, и парапет высотой с человеческий рост отделял нас от пространства, заросшего кустарником. Тропинка уходила в заросли, и я не мог разглядеть, куда она вела. Вдоль парапета тянулся трубопровод. Из стыков труб текли струйки черной жижи. — За деревьями, — сказал Радж, показывая направление, — здесь только начало. Она тянется на много акров. Я стал всматриваться в зеленую завесу. Мне казалось, что я вижу в глубине огромную каменную глыбу, но ничего определенного рассмотреть не удавалось. Все было устроено так, чтобы прятать и сбивать с толку. Мы проехали еще немного и увидели тропинку, которая начиналась от края дороги. Не было никакого барьера, казалось, любой мог пойти по ней. Машина остановилась, и мы вышли. — Мы можем пройти вглубь? — спросил я, хотя, независимо от ответа, я собирался пойти туда. — Да, можно. Мы можем дойти до ворот, но не дальше. Тропинка вела по высохшей земле, покрытой низкой и жесткой травой. Вокруг виднелись маслянистые лужицы. Это место больше походило на отгороженную территорию нефтеперерабатывающего завода, чем на священную землю. Мы шли молча. Я знал, что иду по той же самой тропинке, что и отец. Должно быть, это было ночью. Его тело нашли утром. Какого черта он пошел сюда? Радж остановился. — Туда, — на этот раз он ни на что не указывал. Можно было смотреть только в одну точку. Длинная лестница, двойная колея из плит, вела куда-то вверх от тропинки в заросли, но на этот раз я смог рассмотреть вершину. В стене прямо перед нами была огромная грязная желтая дверь, скорее всего металлическая. Ее края были ржаво-коричневыми и напоминали пересаженную кожу, которая не прижилась. Ступени, дверь. Да, я представлял это место именно таким. — За дверью Дакхмас, — сказал Радж. — Что? — Дакхмас — тоже Башни, только по-другому называются. Я никогда не думал об этом сооружении как о чем-то особенном — для меня Башни всегда были тем местом, где мой отец покончил с жизнью. Для восьмидесяти тысяч парси Башни имели особое значение, не то что для одного сумасшедшего, который просто захотел умереть рядом с ними. — Всего семь Башен, — продолжал Радж. — Некоторые очень древние, им по много сотен лет. — Башни, — прошептал я, — как топки крематориев. Хотя, может, они отличались от приземистых труб, дымящих позади крематория, откуда бабушка ушла в иной мир. Радж замотал головой: — Нет, сэр. Не как топки. — Казалось, он рылся у себя в памяти, чтобы найти подходящую метафору. — Как большой котел… нет… чан, это слово лучше подойдет. Как те, в которых мы готовим бириани для свадеб. Каменный чан определенных размеров. Я не знаю, насколько они большие, возможно, сто футов в диаметре, возможно, больше. Внутри чана пол с уклоном в центр. В него кидают тело умершего, чтобы его съели грифы. Затем кости падают в центральную яму. В яме находится известь, поэтому все перерабатывается. Это очень гигиенично, — Радж нахмурился. — По крайней мере так говорят. Хотя иногда, и я не особенно хочу говорить об этом, богатые люди из Малабара жалуются, что грифы роняют куски мяса на их балконы. — Казалось, налеты грифов беспокоили Раджа, но потом его лицо прояснилось. — Но Дакхмасы стояли здесь до них, поэтому, я думаю, им придется свыкнуться с этим. Я проследил за его взглядом. Он смотрел на дверь. — Эта земля священна, и только священники парси могут входить туда. Я сосредоточился на двери. Она не выглядела как порог чего-то священного, больше напоминая дверь тюрьмы. — Смерть — это временное зло, и ею должны заниматься соответствующие люди, тогда смерть не будет постоянной. Я не мог отвести взгляда от двери. Дорога из листвы буквально загипнотизировала меня. — Кажется, ты много знаешь, — сказал я. Радж начал переминаться с ноги на ногу и дергать свою бородку. — Все это знают. — Он отошел на несколько шагов в сторону и уставился на землю. — Здесь, — неуверенно произнес он. Носок его ботинка утопал в небольшой лужице гнилой воды. В лужице появились пузырьки болотного газа от давления, которое Радж оказывал на землю. — Что здесь? Радж пытался не смотреть мне в глаза: — Он здесь умер. Ваш отец. Я предчувствовал нечто подобное, но не был полностью уверен. Я взял себя в руки и подошел к лужице. Опустил руку в эту слизь, растер ее между пальцев и затем вытер ладонь о брюки. — Ты видел его тело? — прошептал я. Радж отрицательно покачал головой: — Нет, нет. Аскари сказал мне. — Сказал тебе что? Радж переминался с ноги на ногу. Я увидел, что его носки почернели от грязи, и что она уже подбиралась к манжетам его коротких брюк. Я схватился за лацканы его пиджака: — Расскажи мне. Радж выглядел очень печальным. — Не нужно этого, — сказал он. — Мне нечего рассказывать, но Аскари убьет меня, если узнает, что я разговаривал с вами о вашем отце. Он не любит, когда об этом вспоминают. Я отпустил его пиджак и отряхнул его. — Прости, — я развел руками. — Это мой отец. Прости. Я ничего не скажу Аскари, даю тебе слово. Но я должен знать, что здесь произошло. — Я думаю, он принимал много наркотиков. Я знал. Патологоанатом сказал, что у него было сильное обезвоживание от язвенного колита. Заключение на свидетельстве о смерти говорило то же самое. Но Аскари предложил свою версию событий, используя лексикон компаний по борьбе с наркотиками. Он создал впечатление о моем отце как об огромной пробирке, дымящейся от наркотиков. — И он был очень болен. Может быть, у него был даже делирий. Радж был добр. Он говорил о моем отце по-доброму, потому что не знал, что мой отец делал. Радж не собирался, как многие адвокаты, настаивать на том, что человек виновен, прежде чем его вина доказана. Отсутствие доказательств, как сказали бы в Америке, отсутствие вины — вторило бы эхо в Британии. И затем его оправдали бы. — Что сказал Аскари? — Что он был дьяволом во плоти, — ответил Радж, не колеблясь. — Потому что он умер здесь? Радж опять колебался: — Это сложно. Я не хочу говорить о нем плохо. Он ваш отец, и вы чтите его. Я не чтил его. На протяжении пяти лет он был лишь грязной пылью на дне моих воспоминаний. Но самоубийство Джей Джея разрушило мои предубеждения и… Радж положил руку мне на плечо: — Может быть, ваш отец просто пришел сюда. Может, он не хотел здесь умереть. |