
Онлайн книга «Ошибка предсказателя»
– И что он там делает? – А что может делать преступник в тюрьме? Сидеть… – А как же экстрадиция? – Ничего… Столько лет ждали, подождем еще немного. – А как же он? – И он подождет. Охрана в Шлиссельбурге всегда была надежная. – А что, уважаемые коллеги, – улыбаясь вступил в разговор Чижевский, – если мы соберем наши рубины, время еще есть – минут пять… Дождемся, когда свет от кометы, улетающей от Земли, пройдет сквозь рубин из Камеруна. И… отправимся вдогонку за сбежавшим в очередной раз от российского правосудия Владимиром Михалычем. А? На лицах участников научного эксперимента отразилась озадаченность. – Большой вы, конечно, ученый, и человек не бедный, Станислав Андреич, но скажите мне, как в оставшиеся до окончания коридора времени, связанного с уходом от нас и планеты Глории, и кометы Фелицы, вы соберете нужное количество рубинов? – Во-первых, со мной шесть 60-каратников с острова Норт-Руне, – гордо отвечал Чижевский, действительно внесший весомый вклад в общую копилку. – Во-вторых, уникальный рубин из Камеруна – полагаю, он, как компас для навигатора, сыграет решающую роль в точном приземлении в нужное время. На худой конец, мой перстень. Он принадлежит Командиру, и если Координатор и Консерватор даст добро… – Посмотрим. У меня ведь тоже 60-каратный рубин в перстне с пауком. Но гравировка не уменьшает ни силу перстня, ни воздействие его на членов общества… Однако у меня есть и два 60-каратных рубина из Калмыкии, – это знаменитые рубины великой княжны. – И у меня с собой два розовых рубина высокой семьи. После убийства баронессы Корф камни остались в деле, а Генерал послал, не ведая того, в Лондон хорошие копии, – признался генерал Патрикеев. – Копиями в Музее дворянского быта мы заменили в Питере и два 60-каратных рубина из наследства моей бабушки Александры Михайловны Патрикеевой. Княгиня завещала их мне. А я держу их в музее на сохранении, с правом изъятия и использования в научных экспериментах. Точно так же мной был изъят на время следствия и рубин со шпаги маршала Мюрата… – Итого, – подвел итог Командир, – у нас пятнадцать 60-каратников! – А нужно нам, – Геракл вгляделся в дисплей ноутбука, – еще… сорок пять 60-каратников, и столько же, то есть 60, красных рубинов для наполнения пентаграммы. – И где их взять? – Да у Осины же и взять, – удивленный несообразительностью коллег, рассмеялся Чижевский. – В сейфовом зале был раскрыт один сейф. Значит, из него Осина изъял деньги для расчета со служащими и четыре комплекта рубинов для пентаграмм. Нужно вскрыть остальные шесть только и всего. А, Геракл? – Полковник, попробуем декодировать входы в сигнальную систему этих шести сейфов. – Попробуем, товарищ генерал, чего ж не попробовать. Однако присутствующих ждало сильное разочарование. Шесть сейфов были пусты. То есть – вообще. Даже скрепки не нашли ни в одном. – Минуточку. У нас еще несколько минут. Думайте. Предлагайте варианты. – Я бы обратил внимание на такой факт, – включился в обсуждение Командир, – в Лондонском поместье – десять сейфов. – Ну и что? – А то, что Осина обожает симметрию. Портреты у него все больше парные, стулья стоят – парами, кресла – тоже, даже лифты ходят парами, как утки в известной песне нашей молодости. – А здесь стоят семь сейфов. Причем шесть из них – пусты. – Так что ты имеешь в виду, Юрий Федорович? – Надо искать еще три сейфа. Это, кстати, при любви к симметрии, его любимое число. Не 4, а именно 3. Прошу всех обратить самое пристальное внимание на какие-либо странности в этом зале. Речь не о том, что Осина оставил нам какие-то намеки, а о том, что он любил загадывать загадки самому себе. – Вы позволите, сэр? – помахал из своего кресла трубкой, распространявшей аромат хорошего табака, сержант Рэмзи. – Мы будем только рады, сержант, услышать ваше мнение. – Это даже не мнение, а наблюдение. Как только я вошел в зал, то не мог не обратить внимание на этот прекрасный портрет, изображающий прелестную молодую даму. – Работа художника Алана Рэмзи. Позвольте, это ваш однофамилец? – Более того – мой предок. Первый крупный художник Шотландии и уж точно – первый выдающийся портретист. – Мы и не знали, что вы шотландец. – С начала ХVIII века мои предки неизменно жили в Лондоне. Но речь не обо мне, а об Алане Рэмзи – живописце. На портрете изображена его обожаемая жена. – Вы даже похожи… – Спасибо, но за два с половиной столетия фамильные черты обычно стираются. Леди Рэмзи была, с моей точки зрения, просто красавица. Я же – лишь не лишенный обаяния старый полицейский. Но повторяю, речь не обо мне. – О странностях. Вы правы, сэр. И первая из них – почему портрет леди Рэмзи висит не в вашем имении, а в замке русского олигарха. – Он купил замок вместе с картинами. Увы, такое ныне практикуется. Предок последнего аристократа, владевшего замком, лорд Притсбэрри, был безнадежно влюблен в леди Рэмзи. Тогда, более двухсот лет назад, лорд был одним из богатейших людей Шотландии. Но… Она предпочла художника и сына поэта, а не эсквайра и сына помещика. – Но тут как раз ничего странного нет. Жениться и выходить замуж нужно только по любви. Причем взаимной. – Странность в другом. Портрет – не подлинник. – Вы уверены в этом? – Абсолютно. – Но почему? – Я знаю, где истоки уверенности сержанта Рэмзи, – включился вдруг в разговор Чижевский. – Подлинник висит в скромном поместье обедневшего аристократа сэра Джошуа Рэмзи в одном из пригородов Лондона. И наш коллега просто-напросто вырос среди портретов кисти его предка. Замок, в котором мы находимся, принадлежал другому крылу этого древнего рода. Но кто-то из бывших владельцев был человеком расточительным. Постепенно все подлинники были проданы и заменены копиями… – А где же подлинники, если уж вы, Станислав Андреевич, так много и про все знаете, – не выдержал Геракл. – Подлинники, слава Богу, целы и висят теперь… – В национальной картиной галерее Шотландии, – с гордостью подытожил искусствоведческий экскурс Рэмзи. – Но тогда нет никакой загадки? – Она есть. Я действительно в детстве играл в зале, где висел портрет леди Рэмзи. Кстати, подлинник. В этом замке с самого начала была копия. А в остальном версия господина Чижевского абсолютно верна. Так вот, я обожал этот портрет, но одновременно панически его боялся. – Почему? – У него был странный эффект: в каком бы углу комнаты ты ни находился, тебе казалось, что глаза прекрасной дамы следят за тобой. |