Онлайн книга «Игуана»
|
– Это важно. Если вор и убийца пальто взял, по нему сыскать злодея легче. – Это так, это конечно, да и Бог поможет. – А знал ли кто, что Вы панагию драгоценную дали на ночь отцу Иллариону, как Вы недавно заметили, для лечения? – Да кроме нас двоих при том никто не присутствовал. А могли видеть, однако ж, те монахи, кто в келью заходил и видели на груди у отца Иллариона панагию. – Кто ж в келью заходил? – Не ведаю. – Надо будет всех монахов опросить. – Ваша воля. – А мог ли кто из монахов таить на отца Иллариона злобу, зависть к нему питать? – Исключено, добрейшей души был человек. – А ведь не добрый злого ненавидит, наоборот, злой – доброго. – Это так. Но – исключаю… – Ни с кем не было у него неприязненных отношений? – Ни с кем… – Внутри монастыря… – Да… – А за стенами монастыря? У него могли быть враги? – Враги есть у каждого мирянина. А у монаха – какие враги? – Ни на кого подозрения Ваши не падают? – Заподозрить невинного – большой грех. – А убить, невинного – не грех? Полноте, пока все версии не переберем, не найдем изверга. А как версии перебирать, коли никого не подозревать. – Это так, и рад бы помочь. Вы хоть, Иван Дмитриевич, какие наводящие вопросы мне бы… – Не знаю распорядка монастыря… Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходи. А каков он, ваш устав? Бывают ли в монастыре посторонние люди? Кто они? – Как не бывать? Редко, но бывают. – Так кто же вызывает у Вас подозрение? – Никто… Грешен, – никто… Не могу душу свою перебороть и напраслину на невинного человека возвести. Вы уж, любезнейший Иван Дмитриевич, мне наводящие вопросы… – Так уж я и так… Наводящие… Да все не наведу Вас на нужную мысль. – Да все потому, что ума не приложу, кто из людей истинно верующих мог пойти на такое страшное злодеяние корысти ради… – А из неверующих? – Так что неверующим в православном монастыре делать? – И то ваша правда. Делать нечего, стал Иван Дмитриевич искать другие подступы. Вызвал монастырского служителя Якова. Прокурор и следователь с, интересом прислушивались к первому допросу, свои вопросы не задавали. То ли не знали, что спросить, то ли им хотелось увидеть в деле, как ведет дознание сыщик Путилин. А может, и то, и другое. И третье – вчера оба были в гостях у помещик Славгородского Ивана Тимофеевича, общего старинного знакомца, – Иван Тимофеевич вместе служил в одном полку с судебным следователем и был свояком прокурора, так что засиделись, заигрались в вист, а это хорошее мужское занятие не обходится без доброй вишневой наливки, да и курили много всю ночь, курили, теперь голова-как чугунная, во рту, словно все лошади полка постояли, до вопросов ли… Но когда Яков вошел в келью настоятеля, оба, и прокурор, и следователь, слегка оживились. – А ну-тес, братец, покажи – ка нам свои руки! – бросился к нему следователь. И прокурор встал с кресла, подошел поближе, уставился сквозь пенсне на вытянутые и слегка дрожащие руки Якова. – А чего дрожит так? – внес свою лепту в дорос прокурор. Я, конечно, извинясь, ваше-ство, но перебрал вчерась… Мы в трактире на Хомутовской, у Пал Палыча, с кумом четверть хлебного вина выкушали… – Так грех ведь. – Как не грех? Грех… Вот я в монахи-то все и не решаюсь, который год. Грешен. А они – люди святые. А я все при них – в услужителях. Мое дело какое – печки растопить, дровишек заготовить, и все такое. К ним подошел вплотную и доктор. Все трое впились глазами в руки Якова. Только Иван Путилин, как сидел, так и сидел. – А что у тебя с руками? – спросил доктор. – А что с руками? – удивился Яков. Руки его были абсолютно чистые. В том смысле, что не было на них никаких порезов. – А то, что мыть надо руки, ишь, под ногтями какой чернозем развел. Так неровен час и бактериями разживешься. – Э, ваш-бродь, нас никакая бактерия не берет. Намедни в погреб за солониной ходил, так одна бактерия высунула рожу свою усатую, ошерилась, глаза красные в темноте горят, чуть за руку не цапнула. – И что же? – смеясь спросил доктор. – Увернулся, – признался Яков. – А то вот ещё был случай… – Хватит, хватит, любезнейший, ты на вопросы отвечай – прервал его воспоминаний Иван Дмитриевич. – А какие вопросы? Нет никаких вопросов. – Вот тебе мой вопрос, – не знаешь ли, кто до тебя служил в прислужниках при монахах? – Никак нет, не могу знать, потому, – как я могу про то знать, ежели это было до меня? – резонно возразил Яков. – Убедил, – усмехнулся Путилин. Пригласили в келью казначея монастыря. – Скажите, отец казначей, Вы – старожил монастыря. Кто у вас до Якова служил в прислужниках при монахах. – Помню всех, Иван Дмитриевич, как не помнить, – всех на работу брал, всем жалованье определял, всех увольнял и денежку в дорогу давал. – Назовете ли имена, фамилии? – Назову, почему не назвать Аккурат перед Яковом был Иван Михайлов – в сентябре уволился. – А не скажете ли, когда сей Иван Михайлов был последний раз в монастыре? Давно ль? Тут от двери кельи раздался голос – низкий густой, – одного из молодых монахов, из тех, что стояли там, прислушиваясь к разговору, их Путилин намеревался чуть позднее вызвать: – Ежели Вы по Ваньку Михайлова, так он третьего дни был тут. – То есть накануне убийства, – подытожил Иван Дмитриевич. – А чего заходил? – Да вроде как бы и без надобности. Целый день проваландался по монастырю без дела, ночь переночевал, и наутро уехал к себе в село. – А я его видел и в день убийства. В утро того дня, – добавил второй монах, с тонким бледным лицом. – У кого ночевал Иван Михайлов? – спросил Путилин. – Никто не знает? Позвали всех сторожей. Один и признался: – У меня и ночевал Ваньша. Собирался в 9 вечера уехать к себе на станцию Окуловка. – Ну, теперь, господа, – обратился Путилин к прокурору и следователю, – будьте покойны. Я скоро найду вам убийцу иеромонаха… И – панагию… |