
Онлайн книга «Профессор, поправьте очки!»
– -Идите вперед,-сказал Потапов. Чикильдеев вошел в комнату. Как и в большинстве московских жилищ, здесь царило смешение… даже можно сказать, смятение стилей. Хотя наверное именно в этом и состоит особый московский стиль второй половины ХХ века, рождающийся в результате соединения вещей, полученных в наследство от саратовской бабушки, с вещами, приобретенными в разгар периода развитого соцреализма, когда невнятные слова "продавали" и "купил" замещались более точными и мускулистыми "выбросили" и "достал". В комнате, куда попал Сева, полстены занимало огромное черное пианино с резными колонками и латунными подсвечниками на кронштейнах; на пианино стояла чешская ваза периода "великой оттепели", раскрытым желтым зевом напоминающая птенца цапли; на румынском гардеробе эпохи покорения Луны, компенсируя его худосочный рост, лежал польский чемодан свиной кожи; середину комнаты занимали круглый дачный стол и четыре разных стула; под торшером в виде огромного китайского фонарика дремало плюшевое кресло модели "мечта времен застоя". Остальное пространство было занято самодельными фанерными полками для книг. Короче говоря, интерьер вызывал желание тут же всё поджечь и уйти в подпольные борцы за светлое будущее. – -Хотите посмотреть спальню?-предложил профессор. – -Нет-нет,-быстро сказал Сева, который не хотел укорачивать себе жизнь таким дурацким образом.-Негусто у вас тут, профессор,-не сдержавшись, добавил он. – -Что поделаешь!-сказал Потапов.-В советское время я простоял примерно сто километров в очередях, но до сих пор не понимаю, что же всё-таки приобрел. А теперь, когда очереди кончились, то выяснилось, что кончились и деньги… Да, а чай-то!-спохватился он.-Пройдемте на кухню. Слава богу, кухни во всей Москве почти одинаковые. Разве можно разнообразно обставить собачьи конуры или телефонные будки? На кухне Чикильдеев увидел телефон и понял, что должен позвонить Илье Ильичу. Всё-таки до увольнения оставалось еще не меньше пяти часов. Илья Ильич очень живо отреагировал на голос своего исполнительного директора. – -А, наконец-то! Скажи пожалуйста, зачем ты впутал в дело о краже какую-то кабинетную мышь? Что он смыслит в антиквариате? Понятное дело, Илье Ильичу уже насвистели о профессоре. Глупо было надеяться, что всё останется в архивах Истории. Кроме того, с начальниками всегда так: хоть до ушей сотрись, они всё равно недовольны. – -Во-первых, идея принадлежала УВД. А во-вторых, у меня был свой план… – -…который почти удался,-договорил Полуботов за Чикильдеева. Сева посмотрел на спину профессора, укрытую пиджаком советской сборки, и болезненно сморщился. – -Всего не расскажешь… – -И на какую сумму он нас нагрел?-домогался Илья Ильич покаянного признания, как будто телеграф людской ненависти еще не оповестил его об этом. – -Я как раз выясняю, на сколько мы Шалтая обманули. Илья Ильич некоторое время молчал. Потом спросил: – -Ты давно не смотрел на себя в зеркало? – -А что?-удивился такому вопросу Сева. – -Я где-то читал, что длинный и узкий череп свидетельствует о нахальстве и упрямстве. – -С каких это пор столь благородные качества перестали котироваться в "Экспошарме"?-желчно поинтересовался Сева. – -Кроме того,-сказал Илья Ильич, не слушая его,-в Доме Искусств все отметили, что ты опять был небрит. Это уже не Спичкис, понял Сева, это Забиженский. – -Помни … – -Знаю-знаю! Петр Первый боярам лично бороды резал! – -…древние египтяне,-веско сказал Илья Ильич, не давая себя перебить,-эти преставители величайшей цивилизации, позволяли себе не бриться лишь в знак траура. – -Вы не находите, Илья Ильич, что сегодня это было как раз к месту? – -Да,-сказал Полуботов грустно.-Нахожу. После этого на том конце повесили трубку. – -Если бы вы всё знали, Илья Ильич!-сказал Сева уже в никуда.-Но может быть, еще узнаете. Он тоже положил трубку и некоторое время переживал разговор с генеральным директором "Экспошарма". – -Вот видите, что вы наделали, профессор. – -Что?-вежливо отозвался Потапов. – -Мой директор не понимает, за что мы должны платить такие деньги. – -Вы знаете, у меня тоже есть директор, и он тоже ничего не понимает… Вы чай предпочитаете с молоком или с вареньем? Чикильдеев посмотрел на жидкость, которую Потапов налил ему в чашку, потом отпил глоток. – -М-да… Это что же – третий концерт Сибелиуса? – -Почему третий?-сказал профессор, густо покраснев.-Второй. Видите ли, времени мало, и я решил новый не заваривать… Я хотел бы попросить вас подбросить меня в институт. Надо проверить одну версию… Срочно. – -Срочно?-переспросил Сева странным голосом. Профессор вдруг придвинул свое лицо так близко к Севе, что тот увидел оранжевые крапинки на радужной оболочке глаз специалиста по литературе. – -Срочниссимо!-сказал Потапов страшным голосом. – -А если мне всё это – как зайцу сифилис? Профессор отшатнулся. – -Вы мыслите ощущениями, а это опасно. Представляете, что значит, если эта книга действительно из библиотеки Ивана Грозного? Глядя на почти проткнувший его палец, Сева с отвращением ощутил себя провинившимся школьником на первой парте. – -Только не надо тыкать других мордой в собственное превосходство,-сказал он с раздражением. – -Да это значит, что можно будет найти всю библиотеку! Вы понимаете, что это значит? Пафосно говоря: мистикус фантастикус! Исчезнувшие книги… Некоторые были присланы еще константинопольским патриархом при крещении Руси! Может там лежит Евангелие от Петра, где говорится о детях Иосифа от первого брака? Представляете!.. Дерптский пастор Иоганн Веттерман своими глазами видел библиотеку и оставил список некоторых книг! По его утверждению, там есть арамейская версия Евангелия, которую упоминает Епифаний!.. – -Кто это – Епифаний?-спросил Чикильдеев, но профессор только замахал руками: – -Неужели всё это не вызывает у вас благородной ностальгии? – -Скорее ностальгическую отрыжку. – -Ах вот как! А я, знаете ли, не могу принять вашу…-Аркадий Марксович Потапов сложил губы трубочкой и с отвращением гнусаво произнес:--культуру унисекс! Вы мне напоминаете тех египтян, которые использовали аристотелевы труды, чтобы заворачивать в них мумии священных крокодилов! А ведь когда эти листы нашли, то пришлось переписывать учебники истории! – -Ну и дурят нашего брата! Слава богу, я историю с детства не любил. А может Аристотель ваш специально так написал. По злобе или от дурости. |