Онлайн книга «Бизнес-класс»
|
Богаченков поднялся, значительно одернул пиджак. – Сергей Викторович, вынужден официально заявить: если завтра же вы не согласитесь взять себе телохранителя, я лично пойду к Ларисе Ивановне. Пока беды не случилось. – Тьфу на тебя. Все эти участившиеся требования окольцевать себя охраной откровенно портили Коломнину настроение. Но с утра Ларисы вопреки обыкновению на месте не оказалось. Не ответил и ее мобильный телефон. Зато к Коломнину зашла Калерия Михайловна и сухо потребовала, чтоб он немедленно явился к Салману Курбадовичу. – Так он что, на месте? – от удивления переспросил Коломнин: на часах было едва начало десятого. Но секретарша лишь презрительно сморщила носик. С момента появления в компании банковской, как она называла, группировки Калерия Михайловна не скрывала своего неприязненного отношения к Коломнину. – Вас ждут, – нетерпеливо напомнила она, готовая его конвоировать. В этом было что-то зловещее. – Что ж, раз зовут, надо идти, – Коломнин поднялся, протянул руку, приглашая Калерию пройти вперед: роль подконвойного ему не приглянулась. И в этот момент зазвонил телефон. – Сережа! – он услышал задыхающийся голос Ларисы. Но даже не тон, а это непривычное в последнее время «Сережа» стали предвестником беды. – Я из дома. – Но почему не на работе? И потом мобильный… – На работу не пустил Салман Курбадович. – Что?! – Не перебивай. Утром подбросили анонимку, что… в общем про нас с тобой. – И что ты? – Коломнин машинально опустился в кресло, не обращая больше внимания на требовательный взгляд Калерии. – Я? Призналась. А что оставалось? – Так и молодец! Давно пора было. Я как раз к нему иду и попросту попрошу твоей руки, – обрадованный Коломнин подмигнул ошеломленной Калерии Михайловне. – Не вздумай! Он же не в себе. Я прошу. Выслушай, Сережа… – Когда-то, да надо было. Все, пошел свататься. Коломнин поспешно положил трубку. – Ну что, дорогой конвоир, вперед за орденами? И удивился, потому что в лице Калерии читалось теперь сочувствие. – Насчет орденов – это вряд ли. Я на всякий случай валокордину подготовлю, – прикинула она. Фархадов, совершенно неподвижный, съежился в объемистом своем кресле так, что от двери был почти неразличим. – Вызывали, Салман Курбадович? – нарочито бодро заявил о себе Коломнин. Стараясь держаться естественно под тяжелым взглядом, уселся с противоположной стороны стола. – Хочу доложить, мы тут с Резуненко новый договор на поставку конденсата заключили. Все в соответствии с вашими указаниями. На днях стартуем. Собственный голос показался Коломнину фальшивым. Он поднялся: – Салман Курбадович, хочу просить… и прошу руки Ларисы Ивановны Шараевой. Которую я люблю… – Кто ты такой? – глухо оборвал его Фархадов. – Я? – Коломнин беспокойно пригляделся к старику. – Салман Курбадович, может, валидолу? – Кто ты такой, чтоб набраться наглости к моей невестке?…Ты знаешь, кто был Тимур? – Так ведь был. Я, как и все, сочувствую вашему горю. Знаю, что Лариса любила его. Но, Салман Курбадович, Тимур.. нет его больше. А Лариса, ей двадцать восемь. Она живая полнокровная жинщина. – Слишком живая. Как выяснилось. – А это уж не мы с вами. Это природа определяет. Невозможно всю оставшуюся жизнь ее при себе держать. Фархадов отвел взгляд: возможно, именно так и собирался. – Ей жить надо продолжать, Сарман Курбадович. Нормальной жизнью. А я люблю ее. «И она меня», – хотелось дополнить ему. Но, щадя чувства отца, промолчал. – И все сделаю, чтоб и она, и внучка ваша были счаст… – Внучка моя! Тебе? – Фархадов задохнулся. – Ты же.. клоп, тля. Жалкий клерчишко! Нищий. Сколько у тебя есть денег? Пятьдесят? Сто тысяч долларов? – Высоко поднимаете, – угрюмо пробормотал Коломнин. – И ты за эти гроши собрался дотянуться до моей невестки? Или они не заслуживают жить как приличные люди? Он требовательно оглядел насупившегося банковского ставленника. – Думаю, при всем к вам уважении, это Ларисе надо решать, чего она хочет. – Уже решила. Поклялась, что с этого дня всякие отношения ваши прерваны. И я ее простил, – уязвленная гордость и умиление собственным благородством причудливо смешались в тоне Фархадова. – А жениха мы ей со временем подберем. И куда поприличней. – Пообещала, стало быть? – пролепетал Коломнин. Не верить Фархадову не было оснований. Особенно, если припомнить Ларисин звонок, когда он положил трубку, не дослушав. Именно это она и порывалась сказать ему. – А ты на что рассчитывал? Другого и быть не могло. Накатила блажь, с кем не бывает? Но и только. Из компании ее с сегодняшнего дня забираю. Мусора, вижу, вокруг много. Потому и в голову нанесло. Пусть ребенком больше занимается. А тебе – чтоб в двадцать четыре часа духу не было. Так Дашевскому и передай. Фархадов, де, велел другого шестерку прислать. Не такого прыткого. Ишь каков гусак оказался! Тихой сапой с Фархадовым породниться надумал. Человеческое терпение, как нерв в зубе. В нормальном состоянии его не чувствуешь. Но – содралась защитная эмаль, обнажился нерв и – окати холодом, – взвоешь. Коломнин и взвыл. – Чхать я хотел родичей себе в этой паучьей банке искать! Жену – да. Искал. Ну да раз отреклась, стало быть, так тому и быть. А насчет миллионеров, так это я бы на вашем месте поскромней держался. Компанию-то профукали. И если я, банковская «шестерка», сейчас здесь не расстараюсь, так это я очень сомневаюсь, что вашей внучке будет чего передать, кроме долгов. Я понятно объясняюсь?! Объяснялся он вполне доходчиво – лицо Фархадова пошло пятнами. Но Коломнин больше не владел собой. – Я, между прочим, прислан банковские денежки, вами разбазаренные, вернуть. И без приказа Дашевского никуда не уеду. Так что надо – звоните сами. Только сперва советую очень подумать. Потому что я здесь костьми ложусь, чтоб гребаный ваш бизнес вытянуть. И не только за ради великого Фархадова. Но для тех тысяч, что по тайге разбросаны. А другой приедет – нужна ли ему эта головная боль – полгода в глуши сидеть? Не проще ли выдернуть наспех, что удастся, а остальное утопить? Да и отрапортовать. Так что – Бог в помощь, звоните! И мне, как говорится, с глаз долой. «Тем паче, если меня – из сердца вон», – не договорил он. Хриплое, с присвистом дыхание обессилевшего тигра заполнило собой кабинет. И непонятно, чего больше было в нем: усталости или отчаяния от невозможности одним прыжком, как прежде, переломить хребет обидчику. |