Онлайн книга «Мужские игры»
|
- Вы, Александр Борисович, что-то мне предложить хотите? - Уж сразу и предложить. - Петраков засмущался. - Просто разговор у нас такой добрый вышел. О мотивации. - О мотивации? - Хочется, знаете, чтобы люди друг друга понимали. А того паче - себя. Предположим, нашли вы в моих действиях нарушения. - Если совсем начистоту, нарушения - это мягко сказано. - Разговор продолжался с полчаса и за это время не продвинулся, так что Астахов начал испытывать раздражение. К тому же, разговаривая, Петраков периодически приоткрывал ящик стола, и Астахов уже почти не сомневался, что в кабинет поздно вечером он вернулся именно за теми самыми бумагами, что жгли внутренний карман астаховского пиджака. - Да, правы! Был поверхностен. Налоговый кодекс так и не удосужился в текучке беспрерывной почитать, - повинился Петраков. - Да что налоговый? Пора бы уж и уголовный проштудировать, - не удержался Астахов и тут же перехватил рысий взгляд из-под толстых линз. - Ну, уж на это-то время тратить! Когда дело дойдет, сами и статью подберут, сами и огласят. Но вот огласят ли? - тут он поднял палец, призывая собеседника быть внимательным. - Я как раз о том же - о мотивации. - О вашей? - Можно и о моей. Но это сейчас неконструктивно: когда начинал разгребать здесь, одна была. А теперь... - Другая. - Увы! И вашу хочу переменить. - У меня-то просто. Выявить и максимально объективно описать. - Хо-хо! - Петраков аж в ладошки похлопал. - Вот как! А я, простите, ученый и в категориях этих точненько разбираюсь. То, о чем вы сейчас, - цель. А если по мотивации... Вы вот, простите, немолодой, не очень, наверное, здоровый человек. Только без обид, ладно? Астахов согласно кивнул, прекрасно понимая, к чему, непрестанно петляя, ведет разговор финансовый директор. - Зарплата ваша, будем говорить деликатно, наверняка никудышная. Накоплений тоже негусто. Иначе б не горбатились здесь сутками. А впереди, извините, старость. И вот тут-то как раз к слову о мотивации. Перспектив - никаких. Ну, простите за грубость, замочите вы меня. Подавите, так сказать, принципиальностью. Так? С удовольствием огорошившего фокусника он присмотрелся к Астахову, который в свою очередь пытался сообразить, до какой степени информирован собеседник. Знает ли он главное: чьи интересы на самом деле представляет "налоговый инспектор". - Ну, положим, - буркнул он. - А вот и черта, извините, с два! На самом деле это всего лишь цена вопроса. И информацию, что вы холите, ваш же начальник и сольет. А не он, так его начальник. Потому что, во-первых, вертикаль ваша гнилая, и вы о том знаете. А во-вторых и в-главных, все решит интерпретация. Вот вы, к примеру, аренду нашу неделями прочесывали. В кредитах, векселях рылись. Астахов вздрогнул, но, по счастью, увлеченный собственными словесными оборотами, Петраков этого не заметил. - Накопали. Знаю, что по аренде, например, на наличку вышли. И уж, должно быть, в мечтах меня арестованным за взяточничество видите. Так?.. Ан опять же не так. Потому что мои объяснения выслушать не соизволили. А я вам, если спросите, подтвержу: да, брал наличными. Только вы полагаете, что в свой карман, а я вам покажу десяток статей в бюджете, которые иначе, как имея наличку, закрыть невозможно. И задокументировать тоже. То есть нарушение-то останется, куда уж? А мотивация иная. И статьи вашей уголовной как не было. - Другая найдется. - Так и я о том. Всё это лишь вопрос оценки, согласования. И согласовать как раз хотелось бы с вами. Для всех полезней. И начальство ваше налоговое беспокоить соблазнами не придется. - То есть, если я правильно понял... - Вы правильно поняли. Почти правильно. Потому что словечко это мерзкое, что у вас на языке вертится - взятка, да? - я и знать не знаю. Другое дело - коллективное соавторство. - Коллективное - чего? - От такого зигзага привычный вроде ко всему Астахов даже поперхнулся. - Есть у нас, у ученых, форма такая. Один пишет, а другой как бы подправляет, придавая творению некую новизну. А в результате - совместный труд, гонорар. - И велик гонорар? - Да уж побольше зарплаты вашей. Полагаю, на десяток тысяч долларов потянуло бы. - Пора мне. Засиделся. - Астахов взялся за портфель. - Завтра с утра за акт сажусь. - Так и... время как раз есть поразмыслить. В самом-то деле, Виктор Николаевич, взвесьте. Что впустую такой материалец перемалывать, когда можно с пользой? - Взаимной? - Совместной. - Что ж, предложение понял, - Астахов остановился возле двери, с беспокойством косясь на Петракова, который не в первый раз, разговаривая, запускал руку на дно ящика и, стараясь делать это незаметно, быстро обшаривал. - До завтра. Петраков поднялся попрощаться. - Да! Что я хотел-то? Виктор Николаевич, вы здесь документы?.. Знаете, были. Не... - Документы? Так вот все, на столе. - А?.. - Другие вернул в бухгалтерию. - Ну, да, да... Да ничего, впрочем. С утра загляну. И начнем дружить. Так? - До завтра. - До доброго завтра. Астахов неспешно шел вдоль остывающей после жаркого дня Садовой. Этот путь в пять километров до дома он проделывал ежедневно - врачи рекомендовали разрабатывать сломанную в прошлом году ногу. Да и торопиться сегодня, хоть и поздно, было некуда: жене пришлось неожиданно, сорвавшись с работы, умчаться за семьдесят километров от Москвы в деревню к заболевшему деду. При воспоминании о любимой жене ему стало чуть теплее: эта ее удивительная готовность броситься на помощь, даже не дожидаясь зова, поразившая его десять лет назад при знакомстве, все эти годы согревала их дом. "Коммунальный дом", припомнил он, и умиление смешалось с чувством вины, не покидавшим его при мысли о собственной квартире. "Да если бы собственной". Через месяц после знакомства он оставил первой жене квартиру и перебрался в комнату новой супруги. Думал - временно, а вышло - десять лет скоро. Она дала ему все: нежность, молодость, надежность. А что получила взамен? Старый больной муж, оказавшийся неспособным даже добыть отдельное жилье. Правда, присмирил нагловатого алкаша-соседа. Сосед им, надо сказать, выдался незаурядный. В первую же ночь заявился без стука в их комнату в трусах и с четвертинкой в руке на предмет знакомства, но был выставлен сначала из комнаты, а когда забузил - и вовсе из квартиры. В квартиру он вернулся на другой день совершенно осоловевший и в компании дружков, которым прямо в коридоре принялся разъяснять свои взгляды на брак молодой кобылы и старого замшелого кобеля. Но кобель оказался хоть и не молод, но могуч. Без лишних препирательств Астахов сначала выпроводил дружков, а потом без особых усилий приподнял над полом и самого краснобая. |