Книга Пленительные объятия, страница 13 – Ферн Майклз

Дик Блэкхарт, самый гнусный из всех мерзавцев, когда-либо бороздивших моря и океаны! Это он убил Тео Хуана и смотрел, как убивают Исабель. Это он изнасиловал Сирену и, насытившись, отдал ее на растерзание своей вонючей команде. Так вот, в ту ночь, когда Сирена прикончила Блэкхарта, Риган сказал ей те же самые слова! «Убей меня, — сказал он, — если тебе надо. Я больше не буду сражаться… Но и ты не в силах победить. Возможно, ты уже пригвоздила меня к кресту, но все-таки еще должна добить… Способна ты на это?»

В потемневших глазах Ригана вспыхивали искры восхищения, когда он обращал взгляд на Сирену.

Сирена не убила его, хотя потом жалела иногда. А та ночь безумного кровопролития закончилась вспышкой ни с чем не сравнимой страсти.

Они вдвоем проскользнули на борт опустевшей, покинутой экипажем «Раны», некогда называвшейся «Морской Сиреной», чтобы перевязать раны друг другу. В каюте было темно, масло в лампе кончилось, глобус разбился вдребезги. Кроме того, Риган заметил предательское бурое пятно на блузе у своей спутницы.

— Ну, здесь можно обойтись небольшим количеством мази, — сказал он и повелительным тоном добавил: — Иди сюда!

Сирену такой тон рассердил. Она уже хотела дать выход своему гневу, но передумала. Она в тот день страшно устала, каждая ее жилка молила об отдыхе, об облегчении страданий. Еле волоча ноги, она подошла к койке и села рядом с Риганом, позволив ему заняться промыванием ран и приготовлением своей целебной мази.

Помнится, ван дер Рис оказался настойчивым и решительным лекарем. С перевязкой у него тоже не было никаких проблем. Когда он предложил Сирене, причем довольно грубо, повернуться на живот, ее саму удивила собственная покорность. Риган прижал ее к постели и, прежде чем Сирена смогла воспротивиться, разодрал у нее на спине испачканную кровью рубашку.

— Спокойно, спокойно, ведьма, я не собираюсь делать тебе больно.

Снова притиснув Сирену к тощему матрацу, он аккуратно смыл кровь с ее спины и осторожно обработал порез.

Наконец-то «морская ведьма» почувствовала, что ее напряжение после битвы понемногу начинает спадать. В прикосновениях мужских рук было что-то успокаивающее, приводившее ее в мирное состояние духа.

От прикосновений — к ласкам. В конце концов они занялись любовью. Риган смог разбудить в Сирене чувственность, целуя ей грудь, живот, бедра. Красавица тихонько постанывала от наслаждения, каждым своим движением поощряя его ласки и отзываясь на малейшую, даже безмолвную просьбу. Под пологом густого тумана они разделили друг с другом свою любовь. Здесь, на этом самом корабле, в ее собственной каюте, на ее собственной койке… Даже сейчас Сирена помнила свои мольбы и стоны: «Будь моим, будь моим!»

* * *

Внезапно, словно бы очнувшись, она заметила, как Калеб едва приметно кивнул кому-то, кто находился у нее за спиной. Щенок! Стоило ей на минуту замешкаться, погрузившись в воспоминания, как он уже отбежал от планшира и устремился к середине палубы, отражая градом посыпавшиеся на него удары. Сирена кинулась наперерез, гигантскими скачками покрывая то расстояние, которое, как надеялся Калеб, сможет разделить дуэлянтов. Губы ее сжались, в глазах появилось мучительное выражение, на пунцовых щеках заблестели слезы. Юноша все понял. И вместе с этим пониманием в нем родилось искреннее сочувствие. Он готов был разделить ее боль, готов был отдать жизнь, чтобы она только избавилась от этой муки!

Сирена вновь и вновь атаковала Калеба. Ее рапира пронзительно пела, рассекая воздух в опасной близости от уха юноши, плеч, бедер, груди. Охваченная безумием, Сирена почти вся открылась. Она совершенно не заботилась о самозащите. Калеб почти в любой момент мог легко пронзить ее своим клинком.

Команда ждала. Фрау Хольц прикрыла глаза руками. Якоб подошел к ней и попытался успокоить, прося в то же время не вопить попусту.

Сирена вновь смогла потеснить Калеба, и тот почти уперся спиной в мачту, оказавшись, таким образом, в настоящей ловушке — между гигантским куском дерева с одной стороны и беснующейся «морской ведьмой» с другой.

Сирена, ни слова не говоря, дала понять противнику, каковы ее намерения. Вновь взметнулся клинок и, опущенный сплеча, полоснул по рубашке Калеба, оставив на белой ткани тонкий разрез.

Юноша слышал тяжелое дыхание Сирены и видел на ее щеках слезы.

Да, она поймала его в ловушку. Он чувствовал, как ему в спину вдавливались мощные, жесткие узлы такелажа. Сирена была очень близко. Ее дыхание обжигало Калебу щеки. И все-таки он не собирался нападать.

Сирена подняла руку, нацелив острие рапиры прямо в шею противнику. С воплем отверженной она сделала отчаянный выпад вперед, но крупица еще остававшегося в ней рассудка заставила клинок уклониться от выбранной цели. Острие вонзилось в бизань в каких-нибудь двух-трех дюймах от судорожно сжавшегося горла юноши.

Некоторое время соперники пристально смотрели в глаза друг другу. Сирену вдруг озарило. Она осознала весь ужас своих поступков и буквально задрожала от стыда. Калеб протянул к ней руки, крепко обнял ее и прижал к себе.

— Прости меня, — пробормотал он, — за то, что я так сильно похож на своего отца.

Стремясь унять обильные потоки слез, Сирена задрожала еще сильнее. Ее гордо посаженная голова стыдливо поникла. Бедняжка не хотела принимать никакого утешения в том, что она чуть не натворила. Не доверяя своему голосу, она молча повернулась и медленно побрела через палубу к каюте.

Фрау Хольц и члены команды проследили взглядами, как их капитана скрылась внутри и тихо закрыла за собой дверь, словно бы отгородившись от мира и желая страдать в одиночестве.

Следующие три дня Сирена провела, не выходя из каюты, отказываясь открыть дверь даже старой доброй домоправительнице. К оставляемой у порога пище явно не притрагивалась. И когда Фрау Хольц прикладывала ухо к мощным дубовым филенкам, ни единого звука не доносилось изнутри. Только тонкая полоска света под дверью давала возможность экономке вздохнуть с некоторым облегчением.

Несколько раз старушка упрашивала Калеба выломать эту дверь.

— Я бы все сделал для вас, фрау Хольц, — мягко отвечал юноша, — все, но только не это. Я знаю Сирену. Сейчас нельзя вмешиваться, она должна побыть одна.

Стоило пробормотать что-нибудь в таком духе, как зоркая экономка примечала сочувственное выражение у него в глазах. Мысли Калеба были вполне очевидны. Он придерживался мнения, что Сирена заперлась только потому, что не может выносить больше его, Калеба, вида.

— Понимаю, понимаю, о чем ты, — кивала фрау Хольц и утешающе добавляла: — А все-таки ты не прав. Сирена любит тебя.

— Нет, это все в прошлом. Теперь, когда она на меня смотрит, она видит моего отца и приходит в ярость. Честное слово, я выбросился бы за борт и дело с концом, если бы был уверен, что это хоть немного ее утешит.

— Никогда так не говори, — прижимала к себе парня фрау Хольц. — Сирена без тебя погибнет. Просто ей нужно время, чтобы привести в порядок свои мысли.