Книга Три пятнадцать, страница 3 – Джослин Джексон

Утро, когда он убил иву, начиналось как любой глупый вторник. Я завтракала тостом и параграфом из учебника по обществоведению. Босс жарила яичницу и мешала ее с овсянкой, чтобы накормить маму. Лиза сидела за старым разделочным столом, рассматривала выцветшие гранаты на обоях и витала где-то далеко-далеко. Так далеко, что сама никак не могла туда добраться.

Тогда я любила сиживать в продавленном кресле Босса, чтобы видеть Лизу с той стороны, с которой она на себя была похожа, хоть и сидела слишком неподвижно. Стыдно мне было пристраиваться со здоровой стороны: кажется, джинн из волшебной лампы прознал про мою мечту о более мамской маме, расколол Лизу надвое, и вот что мне досталось. Но даже стыд лучше, чем сидеть справа: правую руку Лиза поджимает, как раненая птица – крыло, с правой стороны губа чуть отвисает и иногда текут слюни.

Босс поставила миску с кашей и яичницей на стол и вложила ложку в здоровую мамину руку.

– Лиза! Кроха Лиза, завтрак. Видишь? – спросила Босс и подождала, покуда Лиза сморгнет, опустит взгляд и промычит нечто, что означало у нее «да».

Босс наложила кашу с яичницей себе и села за стол. Фланелевая старушечья пижама парусила вокруг ее тщедушного тельца. Если верить часам, то ей следовало заглотить тост, переодеться на бегу в твидовую юбку и форменную, цвета просроченной горчицы, блузку с понурым бантом.

– Ты что, не идешь на работу? – спросила я.

– Взяла отгул на полдня. – Босс прятала глаза, и в животе у меня проснулась ледяная змейка страха.

– Опять из-за бассейна?

На прошлой неделе Босс вызывала специалиста, и тот заявил: если хотим бассейн на заднем дворе, нужно срубить Лизину иву. Жирный крест на затее следовало поставить прямо тогда: та ива – дерево священное, в него воткнуты значки, которые маме ежегодно присылали из «Нарконона» [2] . И каждый год мама по такому случаю украшала иву фонариками. Те значки как вырезанное на коре пухлое сердце с нацарапанным «Лиза+Воздержанность» внутри. Боссу стоило бы обсмеять такое предложение, но она поджала губы и шикнула на меня, глянув коротко на Лизу.

– Босс, нельзя же…

– Тост, быстро! – перебила она. – Займи им себе рот, пожалуйста.

Босс помогла маме съесть еще одну ложку каши с яичницей и укатила ее на коляске в гостиную. Это напугало меня еще сильнее, ведь после завтрака Босс всегда ставит Лизу в ходунки. Босс включила телевизор в гостиной и вернулась на кухню за лекарством. Она поочередно открывала пузырьки и клала таблетки в кофейную чашку.

– Маме твоей лучше не делалось, пока с ней в воде не начали заниматься, – тихо сказала она. – Тогда она осилила «да» и «нет», а сейчас я аж восемь слов могу разобрать. И ни единого слова больше, кроме «Мози-детка», с тех пор как она домой вернулась.

В математике я не сильна, но даже мне ясно, что Босс плюс бассейн плюс медицинская информационная сеть не равно терапевтам, которые работали с Лизой в реабилитационном заведении.

– Но ведь осень на носу. Она и поплавать не успеет.

Босс уже направилась к двери, но остановилась прихватить Лизину чашку для сока.

– Сейчас бассейн установят со скидкой, в августе желающих мало, а у нас до холодов еще целых две недели. Не волнуйся, наркононовские значки я собрала в шкатулку.

Босс ушла к Лизе. За ней еще дверь не закрылась, а я уже вытащила сотовый из заднего кармана и настучала эсэмэску Роджеру.

«SOS! Бассейн vs ива. Босс за бассейн».

В гостиной диктор с девчачьей шевелюрой вещал о погоде. Каждое слово звучало ясно, как день, который он обещал. Босс выкрутила громкость раза в два мощнее обычного. Мобильник завибрировал буквально через секунду.

«Скажи Боссу ива=Бог», – написал Роджер. Я задумалась. Чушь, конечно, но вдруг эта чушь поможет? У Босса пунктик насчет уважения чужой религии, она даже к баптистам хорошо относится. Наверное, это позволяет ей самой ни во что не верить.

Я бедром прижала сотовый к креслу и дождалась Босса. Она поставила чашку в раковину, повернулась ко мне, но я не дала ей и рта раскрыть.

– Иву рубить нельзя, это мамина религия!

Босс по-птичьи наклонила голову и смерила меня блестящим черным взглядом.

– Ива не религия. Это предмет.

– Лиза – друидка, – не уступала я.

Босс фыркнула, но получилось не презрительно, а натужно.

– Ага, Лиза Лоракс [3] , заступница леса. Уж конечно. Она друидка, только чтоб напускать на себя таинственный вид и носить белое.

Босс не на шутку растревожилась и говорила так, словно Лиза была цела. Та Лиза знала: белое добавляет ее черным глазам света, а бледной коже – золотого сияния. Меня аж передернуло: той мамы больше нет. А Босс тяжело сглотнула, будто у нее болело горло.

– Ты, Мози, удачно заделалась друидкой с утра пораньше.

Я покраснела – уела она меня. В детстве я не раз видела, как Лиза вся в белом убегает в лес, захватив матрас и пса-приемыша. Я всегда просилась с ней, но она не брала. Я-то наивно верила, что она там, вся такая одухотворенная, справляет обряды, приносит соснам в жертву кучи яблок и винограда. Однажды я тайком увязалась за ней – мне тоже хотелось одухотворенности. Я тогда узнала о друидизме такое, чего Боссу докладывать не стоило. Я никому не рассказывала, даже Роджеру, чего я тогда навидалась. А сегодня тем более не собиралась, раз я иву спасаю.

– Ладно, друидизм – хрень, но ты же не позволишь безбожным язычникам шлепать свинину с горчицей на просфоры. – На «безбожных язычниках» Босс вскинула бровь, ну так она сама и разрешила маме сослать меня в Кэлвери, чтобы спасти от уготованного мне в старших классах блядства. Пусть теперь не удивляется, что я нахваталась тамошних выражансов.

– Мози, не говори слово «хрень». Некрасиво, – только и сказала Босс.

– Босс, ну ты же знаешь, как ей то дерево помогло в свое время!

От правды Босс отмахнуться не могла. Из Лизы получилась чистая просохшая друидка – с моих малых лет. Прежде она была атеисткой на спидах, которая сбежала из дома, прихватив двухнедельную меня, завернутую в одеялко. Она моталась по стране автостопом, пробавлялась гаданием по руке и мытьем посуды, а я китайчонком сидела у нее на закорках. А до этого она была хипушкой-анашницей и залетела в четырнадцать.

Все это мне выложила сама Лиза. Отвертеться от разговора я не смогла: она считала, что мне следует учиться на их с Боссом ошибках. В день моего четырнадцатилетия она вообще такое отмочила…