Книга Нецензурное убийство, страница 30 – Марчин Вроньский

— По-тихому, неофициально, — сказал он. — Как вернешься, перескажешь все мне, а если не будет меня, то младшему комиссару Крафту. Пан Крафт, попрошу вас отыскать меня по телефону и пересказать. — Он ненадолго прервался, снова задумавшись над часами цензора и над тем, чему лучше верить: показаниям или все-таки своему чутью. — Ты, Фалневич, как закончишь рапорт, поедешь в Двойку и предупредишь тамошних. Два вопроса: не швыряется ли кто-то из теплой компашки бабками и не получил ли кто-нибудь на именины золотую «Омегу». А ты, Зельный, каким чудом управился с рапортом? Иди в редакцию «Голоса». Потребуй еще раз понедельничный номер.

Оставшись наедине с заместителем, Мачеевский снова поставил воду для чая и засел над чистым листом бумаги. Если бы Крафт встал и заглянул ему через плечо, он безмерно бы удивился, хотя и привык к диковинным идеям начальника отдела. А увидел бы он, что младший комиссар набрасывает непристойную картинку с бабой, ее хахалем и обрабатывающим ему зад педерастом. И что Зыга пялится на свои каракули почти как искусствовед на загадочную улыбку Моны Лизы.

Первая порция чая за утро была омерзительна, вторая — отвратна, третья имела вкус Сократовской цикуты. Но наперекор себе Зыга пил его, вдыхая пар. Он позволил своим мыслям уйти в сторону, за пределы магического треугольника Биндер — Ежик — Ахеец. На его рисунке — тоже треугольник, непристойный. Как обычно с похмелья, Мачеевского уносило в высокие эмпиреи. Сейчас он задумался, не была ли связь порнографических каракулей с убийствами лишь проказой его ума. Что сказали бы на это первые сыщики в Европе, доминиканцы — Domini canes — псы Господни, поднаторевшие в дотошном анализе признаний еретиков? Расширение круга подозреваемых и увязывание различных дел в один логический узел было ведь как раз их специализацией! Увы, Мачеевскому, сортирному Торквемаде, некого было об этом спросить: последние доминиканцы исчезли из Люблина, когда царь запретил орден. К тому же предчувствие подсказывало следователю, что им больше понравился бы младший комиссар Томашчик.

Он уже собрался было спросить об этом Крафта, но тот наверняка ответил бы — правда, на полицейском жаргоне, — что как евангелист не имеет понятия.

Через полчаса вернулся Зельный, а с ним в кабинет вошли двое полицейских. Все трое держали под мышками столько номеров «Голоса», что ими запросто можно было бы облагодетельствовать несколько разносчиков газет.

— Не хотели давать, — сказал агент, кладя свои трофеи на стол Мачеевского. — Жаловались, что полиция все губит. И что они об этом напишут.

— Что это такое? Я просил одну.

— Но вы бы ведь не хотели, пан начальник, чтобы кто-то смекнул, в каком номере суть? — улыбнулся Зельный.

— Так-так… — Зыга перевернул бумажку с рисунком и отыскал среди принесенной макулатуры тот самый номер. Внимательно изучил первую полосу, после чего спрятал газету в папку.

Потом снова потянулся к телефону.

— Банк Гольдера? Младший комиссар Мачеевский. Пан председатель Липовский на месте?

— Мне очень жаль, пан комиссар. Пан председатель ушел по делам и сегодня принимать не будет.

— Если нет пана Хенрика Липовского, то, может, есть пан Хаим Гольдер? — прошипел себе под нос Зыга.

— Извините, не расслышал, — ответил вежливый голос в трубке.

— До свидания.

Зельный многозначительно глянул на шефа.

— Пан начальник, — начал он с некоторым удивлением. — Мы можем туда пойти, помахать удостоверением, ворваться силой в кабинет, и кто нам что сделает?

— Ты что, правда не понимаешь, Зельный? Дело Биндера ведь уже не у нас.

— А на хрена козе баян? Прошу прощения, Биндер — банкирскому дому Гольдера.

Зыга задумался, не повторить ли агенту все то, с чем чуть раньше ознакомил Генека, но тут же отказался от этой мысли.

— Подожди в комиссариате, ты можешь понадобиться, — только сказал он. — Кое-что Биндера с Гольдером связывает, это я беру на себя. Пан Крафт, у вас есть где-нибудь поблизости телефон цензуры?

* * *

Бюро контроля печати напомнило Мачеевскому редакцию «Курьера», которую он посетил два дня назад. Там было так же холодно, пахло типографской краской и библиотечной пылью. На четырех столах высились стопки газет, бумаг и книг. Судя по названиям и объемам, там было все: от путеводителей и научных трактатов до сентиментальных романов и томиков поэзии. У окна, за пятым, самым маленьким столом, сидел молодой блондин в очках и черном костюме, словно после работы собирался на похороны. Только вот Ежика, насколько помнил Зыга, должны были хоронить лишь через два дня.

— Младший комиссар Мачеевский, — представился Зыга. — Я предупреждал по телефону.

— Прошу вас. — Чиновник встал и немного раздвинул бумаги на соседнем столе. — К сожалению, я еще не нашел номер, который вы просили. Извините, но я здесь недавно, а коллега Ежик… Вы понимаете.

— Понимаю. — Младший комиссар сел, положив шляпу на стопку книг у подоконника. Заглянул в блокнот. — Пан референт Ян Стольчик?

— Младший референт, — уточнил чиновник.

Зыга посмотрел на его улыбающееся, добродушное лицо. Он, правда, не видел до сих пор ни одного живого цензора, однако этот скорее ассоциировался у него с учителем, а не с «душителем свободы слова», как написал когда-то Закшевский в своей коммунистической газетенке. Хотя с точки зрения староства, покрывание белыми пятнами газетных столбцов и конфискация неблагонадежных книг, вероятно, не сильно отличалось от исправления ляпов вроде «черипаха», или «Пелсудский» красными учительскими чернилами.

— Ищите спокойно, я подожду, — кивнул Мачеевский. — А да, минутку! За каким столом сидел пан Ежик?

— За этим. — Цензор перешел в угол помещения. На его лице мелькнул деревенский суеверный страх, как будто в этом закутке водились привидения.

— Могу я его осмотреть?

— Пожалуйста, пан комиссар, но вы ничего не найдете. Нам нельзя ничего приносить из дома. И выносить, разумеется, тоже.

— Разумеется. — Мачеевский принялся открывать ящики и просматривать бумаги. — А нет ли у вас каких-нибудь подозрений? — спросил он молодого цензора, склонившегося над нижней полкой массивного стеллажа рядом со входом.

— Ну, так это известно. — Стольчик выпрямился. — Коммунистическая банда! — выпалил он.

У Зыги уже вертелся на языке вопрос, не вычитал ли это чиновник в не слишком благонадежном «Голосе», но он с суровым видом произнёс:

— Следствие продолжается, и, как видите, мы повысили бдительность. А так, между нами, не было ли у кого-нибудь из ваших коллег конфликтов с убитым?… — Он многозначительно замолчал.

— Вы так думаете? — Цензор протер очки.

— Никогда не известно, где могут быть их агенты, — шепнул Мачеевский.

— Справедливо, — поддакнул Стольчик. — С агентами Москвы… Вот, пожалуйста. — Он протянул младшему комиссару свернутый в рулон лист еще не разрезанной газеты.