Книга Красный Адамант, страница 18 – Юлия Винер

— Татьяна, перекур!

Она тереть перестала, повернулась ко мне, смотрит. Я говорю:

— Перервись на время, я хочу тебе кое-что рассказать.

Бросила тряпку, слезла со стула и говорит:

— Я тоже хочу с тобой поговорить.

— И поговоришь, что за проблема. Но сперва послушай, ахнешь, как услышишь. Ты только сядь, у меня история длинная.

Села, руки на коленях сложила и говорит:

— И ты сядь. У меня разговор недлинный, но лучше сядь.

Я смеюсь:

— Что это мы друг друга усаживаем, как в гостях.

Сел на диван напротив нее, она что-то пристально за мной наблюдает. Видно, думает, буду оправдываться насчет Кармелы. Ну, сейчас она про эту Кармелу забудет.

— Так вот, — говорю, — ты заметила, что ресторан наш закрылся? А знаешь почему?

Но она меня перебивает:

— Нет, про ресторан потом, сейчас я скажу.

Твердо так говорит, видно, мало еще поубирала, не успокоилась. Ладно, думаю, пусть сделает свое недлинное сообщение.

— Ну, говори.

Она воздуху в грудь набрала, рот открыла, словно кричать собирается, но сказала тихо:

— Я ухожу.

— Куда, — говорю, — уходишь? Ты же сегодня в ночную. Да посреди уборки.

— Нет, — говорит, — уборку закончу, все тебе приготовлю и уйду.

— Да что ж ты, — смеюсь, — так важно мне об этом объявляешь? На рынок, что ли? Иди себе на здоровье, сперва только послушай. Говорю тебе, ахнешь.

— Ахну… Нет, Миша, не на рынок. Я совсем уйду.

Я никак не пойму, чего она:

— Совсем, до самого утра уйдешь?

Молчит и все смотрит пристально. Я немного удивился, что за странное поведение. Говорю:

— Выражайся яснее. Что ты хочешь сказать? И говори скорей, потому что…

— Я быстро скажу. Еще раз. Миша, я ухожу от тебя.

— От меня?

— От тебя. Из дому. Совсем.

Тьфу ты, черт. Так рассказать хочется, и не дает. Что-то у нее там в умишке сварилось, а что, сама не знает.

— Татьяна, — говорю серьезно, — ну что ты плетешь. Если это насчет Кармелы, то глупости, я тебе сейчас все объясню.

Она будто удивилась:

— При чем тут Кармела?

— Вот именно, что ни при чем. Поэтому не выдумывай черт-те что, а слушай.

Тут только она глаза от меня отвела, голову опустила и говорит, грустно так:

— Нет, Миша, это ты меня не слушаешь. Или не слышишь. Я ухожу от тебя насовсем. Навсегда.

Не знаю даже, как отреагировать:

— Куда уходишь? Ты что, меня бросить хочешь?

— Да.

— С ума сошла?

— Не знаю, может, и сошла.

Так и есть. Ерунду какую-то выдумала, сама признает. И говорю ей, мягко, но строго:

— Таня, прекрати. Хочешь сердиться — посердись, но в эти игры я не игрок. Что значит — уйду? Куда ты пойдешь? К сыну, что ли? А впрочем, можешь пойти на пару дней, если им надо. Я не возражаю.

Помолчала еще немного, поглядела на меня грустно и говорит:

— Прости, Миша. Я решила.

29

Что мне в моей Татьяне всегда нравилось? Что переспорить ее ничего не стоит. Легко поддается на убеждение. Возразишь ей, и тут же уступает. Никогда на своем мнении не стоит, да и нет у нее своего. Для моих нервов такой характер лучше всего, я это еще в молодости осознал.

Но один подводный камень в характере все же есть. Редко-редко на него натыкаешься, всего два раза за всю жизнь помню.

Один раз, когда она Галкой забеременела. Я считал, что одного ребенка вполне достаточно, ему едва год исполнился, возни хватает. Говорю, делай аборт. Нет, сказала, буду рожать. И тут же я понял, что так и будет, не знаю как, но понял, хотя привычки к этому не было.

А второй раз с Израилем. Были мы как-то на первомайскую у ее родни, и ее двоюродный брат начал рассуждать про евреев. На мой взгляд, ничего даже такого не говорил, просто разговор, но мы пришли домой, а она мне — надо ехать. Тут я много возражал, и она даже ничего толкового в ответ сказать не могла, но факт, что мы здесь.

И вот этот подводный камень следует всячески обходить, не допускать, чтоб он вынырнул. А я допустил, сам не знаю как. Как она сказала «я решила», я на него прямо физиономией и наткнулся.

Короче, со мной вдруг сделалось что-то вроде истерики. Даже в озноб бросило, хотя жара. Нервы-то все это время были в напряжении и тут не выдержали. Я на нее закричал, ругался, кулаком по дивану колотил, она сходила на кухню, принесла мне воды, я стакан у нее из рук выбил. Она отошла в сторону, руки на животе сложила, подождала немного молча, потом взяла тряпку и стала вытирать воду с пола.

Успокоился немного и говорю, хотя сам слышу, что голос у меня не свой, не слушается:

— Ну что ты такое решила?

Тряпку опять положила, но не говорит.

— Ты видишь, что ты со мной сделала?

— Вижу, — отвечает.

— Больше такого не делай. Если есть претензии, скажи. А то ни с того ни с сего такие разговоры!

— Миша, — говорит, — это не разговоры.

Но у меня все же козырь в руках:

— Что ты решила? — говорю. — Бросить меня, человека в моем состоянии?

— Да, — говорит.

Прямо так и говорит — да!

— А где же совесть? Ты подумала, как я буду?

— Подумала, — говорит. — Я все обдумала и устроила, тебе не будет плохо.

— Да? Это как же?

— К тебе каждый день будет ходить нянечка из нашей больницы, купит тебе, приберет, приготовит, помыться поможет, все, что надо. Да ты и сам многое можешь, состояние твое сейчас уравновесилось, и серьезного ухудшения уже не предвидится. Я говорила с врачом.

— С врачом! — говорю, до чего же она на врачей полагается, и пытаюсь усмехнуться, но чувствую, рот кривится на сторону. — Много он знает про мое состояние. И нянечка твоя что, даром ходить будет?

— Нет, я буду ей платить.

— Ну да, ты же деньги по секрету откладывала, знаю, как же. Представляю себе эти суммы. А когда кончатся?

— Заработаю еще.

— А если заболеешь или работу потеряешь?

— Тогда будешь сам, как сможешь.

Тут я думаю, Господи, что это я делаю, я так с ней обсуждаю, будто уже поверил, согласился. Будто это все всерьез.

30

Оказалось, всерьез.

Вот и получилось, что права была моя мать, а не я. Век живи, век учись. Так я в мою Татьяну верил, так на нее полагался, и вот — всю квартиру вымыла, вычистила, белье перестирала, сварила обед на два дня, собрала небольшую сумку и ушла. Полгода до серебряной свадьбы не дожили. Даже прощаться как следует не стала, зачем, говорит, я через день-два зайду, гляну, как ты живешь. Заодно и вещей сколько-то возьму, а в следующий раз еще. Не грусти, говорит. И ушла.