Книга Трясина, страница 46 – Арнальд Индридасон

— Оставьте меня в покое, — сказала Катрина и захлопнула-таки дверь.

Я бы с радостью, подумала Элинборг, только увы, и сразу же набрала номер Эрленда, он как раз покидал здание университета. Выслушав Элинборг, он пообещал быть на месте через десять минут.

Приехав, Эрленд заметил лишь машину Элинборг, припаркованную рядом с домом, а самой коллеги нигде не было видно. Дом — большой особняк, два этажа, гараж на две машины. Эрленд позвонил в дверь, к его удивлению, открыла Элинборг.

— Думаю, это она, — почти шепотом сказала коллега. — Минут пять назад вышла ко мне извиняться. Сказала, что лучше поговорит с нами здесь, чем в участке. До нее дошли слухи о наших поисках, и она ждала нас. Она что-то знает про изнасилование.

Элинборг проводила Эрленда в гостиную.

Хозяйка дома встала пожать гостю руку и попыталась улыбнуться — вышло не слишком убедительно. Одета традиционно, серая юбка и белая блузка, волосы прямые, пышные, до плеч, пробор. Высокая, ноги худые, плечи узкие, симпатичная, выражение лица приятное, но тревожное.

Эрленд окинул гостиную взглядом. Везде книги — в застекленных шкафах, дверцы, судя по всему, заперты на ключ. У окна стоит письменный стол, в центре комнаты — кожаный диван и два кресла, между ними журнальный столик. На стенах картины, акварели в изящных рамах, семейные фотографии. Эрленд пригляделся — все фотографии старые. Три мальчика с родителями, самые свежие — со времен конфирмации детей. Как будто никто из них и не думал взрослеть, заканчивать школу, жениться.

— Мы собираемся купить себе что-нибудь поменьше, — сказала Катрина извиняющимся тоном, заметив, что Эрленд внимательно осматривает комнату. — Дом такой большой, а нас всего двое, нам столько не нужно.

Эрленд кивнул:

— Ваш муж дома?

— Альберт возвращается сегодня поздно вечером. Он за границей, я как раз надеялась, что мы успеем с вами переговорить до его возвращения.

— Присядем? — предложила Элинборг.

Катрина еще раз извинилась — как же она забыла предложить гостям сесть! Сама села на диван, Эрленд и Элинборг — в кресла напротив.

— Что вы от меня хотите? — спросила Катрина, по очереди взглянув в глаза обоим. — Не понимаю, при чем тут я. Человека этого убили, я не имею к этому никакого отношения.

— Хольберг — преступник, — сказал Эрленд. — Он изнасиловал одну женщину в Кевлавике, она родила от него дочку. Расследование показало, что за ним и раньше водилось подобное. Следы вели к некоей женщине из Хусавика, примерно того же возраста, что и вторая жертва. Кто знает, возможно, он и позднее продолжал в том же духе, но у нас нет об этом ничего. Нам нужно отыскать его первую жертву, из Хусавика. Хольберга убили в собственной квартире, и у нас есть основания полагать, что его смерть связана с его криминальным прошлым.

Коллеги не преминули отметить, что эта речь как будто не произвела на Катрину ни малейшего впечатления. Ее не шокировала ни новость о том, что Хольберг был насильником, ни что от него родилась девочка. Не задала ни одного вопроса ни про вторую жертву, ни про ее дочь.

— Вы как-то спокойно это все воспринимаете, — сказал Эрленд.

— Да, — сказала Катрина, — а почему я должна как-то иначе реагировать?

Эрленд задумался.

— Вы можете что-нибудь нам рассказать о Хольберге? — спросил он наконец.

— Я его сразу узнала по фотографиям в газете, — выдохнула Катрина.

Даже тень попытки сопротивления ушла из голоса, не говорит, а шепчет.

— Хотя он сильно изменился.

— Это фотография из дела, — объяснила Элинборг. — Нам ее передали из министерства транспорта, он недавно обновлял права. Работал водителем грузовика, колесил по всей стране.

— Мне он тогда назвался адвокатом из Рейкьявика.

— А работал в те годы, скорее всего, на портовую службу, — сказал Эрленд.

— Мне едва исполнилось двадцать лет, у нас с Альбертом уже было двое детей, когда это случилось. Мы рано стали жить вместе. Альберт был в море тогда — он лишь изредка выходил в море, а так держал небольшой магазинчик и заодно подрабатывал агентом для страховой компании.

— Он знает о случившемся? — спросил Эрленд.

Катрина замолчала в нерешительности.

— Нет, я никогда ему не говорила. Буду вам признательна, если и сейчас вы ему ничего не скажете.

Помолчали.

— Вы кому-нибудь рассказывали? — спросил Эрленд.

— Нет, никому.

Она снова замолчала. Эрленд и Элинборг выжидали.

— Я виню за это себя. О боже мой, — вздохнула она, — я знаю, что это неправильно, что я ни при чем. Это было сорок лет назад, и я до сих пор виню себя, хотя знаю, что я ни при чем. Сорок лет.

Коллеги молчали.

— Не знаю, что вы хотите выяснить, какие подробности вас интересуют. Я уже сказала, Альберт был в море, я веселилась с друзьями, и мы познакомились с этими двумя на танцах.

— Этими двумя? — перебил ее Эрленд.

— С Хольбергом и еще одним человеком, они были вместе. Я так и не узнала, как его зовут. У него был с собой фотоаппарат, он его всем показывал, мы немного поговорили с ним о фотографии. Они пошли с нами к моей подруге, там мы еще выпили. Нас было четверо, четверо девушек, две замужем. Посидели немного, я засобиралась домой, он предложил меня проводить.

— Хольберг? — спросила Элинборг.

— Да, Хольберг. Я сказала «нет», попрощалась и пошла домой, одна. Там было недалеко идти. Но едва я открыла дверь — мы жили в отдельном доме, на новой улице, тогда как раз шло строительство в Хусавике, — как вдруг вот он, стоит у меня за спиной. Что-то сказал, я не разобрала, потом толкнул меня внутрь и закрыл дверь. Я была в шоке, не знала, удивляться или пугаться. Я была немного пьяна. Разумеется, я понятия не имела, кто он такой, ни разу его до того не видела.

— Так почему вы себя вините? — спросила Элинборг.

— Я заигрывала с ним на танцах, наверное, — сказала Катрина, помолчав. — Ну, пригласила его потанцевать со мной. Не знаю, зачем я это сделала. Я выпила, а вообще-то я не пью, это не мое. Я просто веселилась с друзьями, решила немного оторваться. Безответственная дура! Пьянь!

— Вам не в чем себя винить… — начала было Элинборг.

— Вы это бросьте! Ваши слова ничего не могут изменить, — сказала Катрина тихо и посмотрела в глаза Элинборг, — нечего мне объяснять, чего стоит, а чего не стоит. Нет смысла.

— В общем, он вертелся вокруг нас на танцах, — продолжила она, вздохнув. — Произвел вполне приятное впечатление, умел шутить, вообще такой весельчак. Играл с нами в игры, заводил нас. Я потом вспомнила, что он спросил, дома ли сегодня Альберт, а я ответила, что сегодня дома одна. Но он так это спросил, что мне и в голову не пришло ничего подозрительного.