Книга Голос, страница 23 – Арнальд Индридасон

— Почему вы сразу все это не рассказали?

— Сразу?

— Когда мы заметили пятна, вы ничего не сказали.

— Я подумал, что именно так и произойдет. Был уверен, что вы свяжете это происшествие с нападением на Адди. Я не хочу запутывать дело. Его избили мальчишки из школы.

— Ваша фирма на пороге банкротства, — сказала Элинборг. — Вы уволили двадцать человек и готовите еще увольнения. Я думаю, что вас это сильно угнетает. Еще чуть-чуть, и вы останетесь без дома…

— Это всего лишь бизнес, — ответил мужчина.

— Мы также считаем, что вы проявляли насилие по отношению к мальчику и раньше.

— Нет, послушайте…

— Мы изучили медицинские заключения. Два раза за четыре года у него были сломаны пальцы.

— У вас есть дети? Дети вечно умудряются себя травмировать. Какое-то безумие!

— Один специалист-педиатр сделал заключение по поводу перелома пальца во второй раз и поставил в известность Службу защиты детей. Это был тот же самый палец. Работники службы пришли к вам домой, изучили бытовые условия, но ничего подозрительного не обнаружили. Детский врач нашел следы от уколов иголкой на тыльной стороне руки ребенка.

Отец молчал.

Элинборг вышла из себя.

— Поганая скотина! — прошипела она.

— Я хочу поговорить со своим адвокатом, — произнес мужчина, опустив глаза.

— I said, good morning! [12]

Эрленд вернулся к действительности и увидел подошедшего Генри Уопшота, который приветствовал его. Он так глубоко задумался о мальчике, убежавшем вверх по лестнице, что не заметил Генри и не услышал, как тот произнес «доброе утро».

Эрленд поднялся и пожал ему руку. Уопшот был одет так же, как накануне. Редкие волосы. Утомленный вид. Англичанин заказал кофе, и Эрленд последовал его примеру.

— Мы говорили о коллекционерах, — напомнил инспектор.

— Yes, — подтвердил Уопшот, изобразив кривую улыбку. — Bunch of loners, like myself. [13]

— Каким образом британский коллекционер вроде вас мог узнать о существовании в Исландии более тридцати лет назад мальчика-солиста с чудным голосом, родом из Портового Фьорда?

— О, он обладал больше чем чудным голосом, — воскликнул Уопшот, — гораздо, гораздо больше! У него был уникальный голос, у этого мальчика.

— Как вы узнали о Гудлауге Эгильссоне?

— От людей, которые увлекаются тем же, чем и я. Коллекционеры, специализирующиеся на музыкальных записях, имеют самые разные пристрастия, о чем, если не ошибаюсь, я упоминал вчера. Возьмем, к примеру, хоровую музыку. Так, существуют коллекционеры, которые собирают только определенные мелодии или определенные аранжировки, другие же собирают определенные хоры. А третьи, как я, солистов. Одни коллекционируют солистов, записанных только на пластинках на семьдесят восемь оборотов, которые перестали производить в шестидесятые годы. Другие собирают пластинки на сорок пять оборотов, но только определенных производителей. Специализация бесконечна. Некоторые ищут все записи какой-то одной мелодии, скажем, к примеру, Stormy Weather, [14] вы ее, естественно, знаете. Все это я говорю для того, чтобы вы представляли, о чем идет речь. Я узнал о Гудлауге от сообщества японских коллекционеров, которые владеют мощным информационно-коммерческим сайтом в Сети. Никто из коллекционеров не собирает столько западной музыки, сколько японцы. Катаются по всему миру и скупают все, что попадает им в руки, из выпущенного на звуковых носителях. Как пылесосы! Особенно если это относится ко временам хиппи и «Битлз». Их знают на музыкальных рынках, и главное — у них есть деньги.

Эрленд прикидывал, можно ли курить в баре, и решил попробовать. Уопшот заметил, что его собеседник собирается достать сигарету, и вытащил свою помятую пачку «Честерфилда» без фильтра. Эрленд поднес ему зажигалку.

— Вы думаете, здесь можно курить? — спросил Уопшот.

— Узнаем, — ответил Эрленд.

— У японцев оказалась первая пластинка малого формата с записью Гудлауга, — продолжал Уопшот. — Та, которую я показал вам вчера вечером. Я купил ее у них. Безумно дорогая, но я не жалею. Когда я поинтересовался происхождением пластинки, они ответили, что купили ее на музыкальном рынке в Ливерпуле, в Великобритании, у норвежского коллекционера из Бергена. Я связался с норвежцем, и выяснилось, что он приобрел пластинку у наследников владельца студии звукозаписи в Тронхейме. А те, вероятно, получили ее прямо из Исландии, возможно, от кого-нибудь, кто хотел, чтобы мальчик стал известен за рубежом.

— Основательное расследование из-за какой-то старой пластинки, — ухмыльнулся Эрленд.

— Коллекционеры подобны составителям генеалогий. Один из аспектов удовольствия — докопаться до истоков. Потом я попробовал раздобыть другие пластинки, но это оказалось трудной задачей. Было всего два выпуска с записями песен в исполнении Гудлауга.

— Вы сказали, что японцы продали вам экземпляр по очень высокой цене. Эти пластинки имеют какую-то ценность?

— Только среди коллекционеров, — ответил Уопшот. — Речь не идет о какой-то чрезмерной дороговизне.

— Но все-таки пластинки достаточно дорогие, чтобы ради них стоило забираться на север, в Исландию, и пытаться разыскать другие экземпляры. Вы собирались встретиться с Гудлаугом для того, чтобы узнать, остались ли у него какие-то пластинки?

— Уже какое-то время я переписываюсь с двумя-тремя исландскими коллекционерами. Это началось задолго до того, как во мне проснулся интерес к Гудлаугу. К сожалению, пластинок с его исполнением больше не сохранилось. Исландские коллекционеры ничего не нашли. Мне, возможно, удастся заполучить один экземпляр из Германии через интернет. Я приехал сюда, чтобы встретиться с этими коллекционерами, увидеться с Гудлаугом, чьим пением я восхищаюсь, и для того, чтобы пройтись по блошиным рынкам, изучить ассортимент.

— И вы живете доходами от собирательства?

— Нет, едва ли, — ответил Уопшот, придвинув к себе пачку «Честерфилда»; его пальцы побурели от многолетнего курения. — Я унаследовал состояньице. Недвижимость в Лондоне. Веду дела, но большую часть времени посвящаю своей коллекции пластинок. Можно сказать, у меня такая слабость.

— И вы собираете мальчиков-солистов.

— Да.

— В эту поездку нашли что-нибудь интересное?

— Нет, ничего. В Исландии не берегут древности. Все тут должно быть новым. К старому относятся как к хламу, не представляющему никакой ценности. По-моему, в вашей стране с пластинками обращались плохо. Их выбрасывали. После смерти владельца, к примеру. Никто не проявлял к ним интереса. Прямиком на помойку. Я долгое время считал, что рейкьявикское предприятие «Сорпа» — это сообщество коллекционеров. Его часто упоминали в электронной рассылке. Потом выяснилось, что это концерн, который занимается переработкой мусора. Здешние коллекционеры находят в отбросах всевозможные сокровища и продают их через интернет за хорошую цену.