Книга Прерванная жизнь, страница 28 – Сюзанна Кейсен

– Разве мы не можем курить в коридоре? – спросила я.

Возле туалета стояла пепельница. Но нет, мы были обязаны курить именно в туалете.

Следующей проблемой была проблема одежды.

– Никаких мини-юбок, – предупредил начальник.

Вот это распоряжение уже с первых дней загоняло меня в тупик, поскольку дома у меня были исключительно такие юбки, а до первой зарплаты было еще далеко.

– А почему? – спросила я.

– Никаких мини, – повторил начальник.

В понедельник скандал с курением, во вторник распоряжение относительно юбок, а в среду я одела черную мини-юбку, черные обтягивающие колготки и с надеждой в сердце отправилась на работу.

– Никаких мини, – вновь услыхала я.

Тогда я выскочила в сортир, чтобы скоренько курнуть.

– Курить только во время перерыва, – буркнул в моем направлении начальник, когда я уже вернулась за свой стол.

И вот тогда-то я и начала совершать свои ошибки в оформлении счетов.

В четверг, затягиваясь очередной сигаретой, начальник вызвал меня к себе.

– Ты неправильно выписываешь счета, – объявил он. – Это недопустимо.

– Если бы я могла курить, – ответила я ему, – то не сделала бы этих ошибок.

Он отрицательно покачал головой.

В пятницу я не пришла на работу, звонить я им тоже не стала. Просто лежала на кровати и размышляла о работе в отделе кадров. Чем больше я о ней рассуждала, тем более она казалась мне абсурдной. Я не могла серьезно относиться ко всем этим установлениям. Мне прямо смеяться хотелось, когда я вспоминала курящих машинисток, сбившихся в куче в сортире.

Но ведь это была моя работа. И более того, я была сотрудницей, которая с трудом воспринимала обязательные предписания. Все остальные сотрудники эти предписания воспринимали и выполняли.

Было ли это признаком безумия?

Об этом я размышляла все выходные. Было это шизой, или я все же была права? В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году на этот вопрос сложно было найти подходящий ответ. Впрочем, ответ трудно найти и сейчас, спустя более четверти века.

Сексизм? Ну конечно, это чистой воды сексизм – разве это не подходящий ответ?

И правда, это был сексизм. Вот только неприятности с курением у меня имеются и до сих пор. Только сейчас это называется по-другому: мода на некурение. Это одна из причин, по которым я сделалась писательницей; чтобы иметь возможность спокойно выкурить сигаретку.

– Я хочу стать писательницей, – сказала я, когда деятельница из социальной помощи спросила, что я собираюсь делать, возвратившись к нормальной жизни.

– Это приятное хобби, но вот как ты собираешься зарабатывать на жизнь?

Мы не любили друг друга: я и деятельница из социальной помощи. Я ее не любила, поскольку та не понимала, что это я, что хочу быть писательницей, что уже не буду выстукивать на машинке счета для студентов или же продавать жароупорные тарелки au gratin, и вообще не собираюсь я заниматься подобной мурой. А она не любила меня, потому что я была наглой, вела себя вызывающе, не желала с ней сотрудничать, а самое плохое, все так же оставалась шизанутой, доказательством чему было мое желание сделаться писательницей.

– Лаборантка у дантиста, – заявила она в конце концов. – Вот, пожалуйста, направление. Подготовка к профессии длится всего лишь год. Я уверена, что ты справишься со всеми обязанностями.

– Ну как вы не понимаете… – начала я.

– Нет, это ты ничего не понимаешь, – отрезала она.

– Ненавижу стоматологов.

– Это чистая и приятная работа. Тебе следует глянуть на жизнь реально.

– Валери, – жаловалась я впоследствии в отделении, – она хочет, чтобы я стала лаборанткой у стоматолога. Но об этом и речи быть не может.

– Да ну! – Валери тоже, по-видимому, ничего не поняла. – Что же в этом плохого? Приятная, чистая работа.

По счастью, кое-кто предложил мне руку и сердце, и я вышла из больницы. В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом у всех доставало ума понять серьезность предложений.

Празднование Рождества в Кембридже. Студенты здешнего Гарвардского Университета выехпли на праздники к своим семьям в Орегоне или Нью Йорке, а студенты из университетов Рид в Орегоне и Коламбия в Нью Йорке приехали сюда, в Кембридж.

Брат моего приятеля, который вскоре умрет не своей смертью – тогда, конечно же, мы не могли об этом знать, смерть пришла только лишь через два года – забрал меня в кино, где я познакомилась со своим будущим мужем. Наш брак состоялся тоже через два года.

Мы встретились перед входом в кинотеатр «Бреттл». Показывали французскую картину, называющуюся Les Enfants du Paradis [6] . В тот вечер в прозрачном, освежающем декабрьском воздухе весь Кембридж казался раем. На запруженных, ярко освещенных неоновыми рекламами улицах прохожие делали праздничные покупки. Сыпался мелкий снежок, и нежные снежинки терялись в светлых волосах моего будущего мужа. Они вместе ходили в школу – брат моего приятеля, над которым уже висел рок, и он. На праздники в Кембридж он приехал из Орегона.

Я уселась между ними на балконе, где можно было курить. Мой будущий муж положил свою руку на моей ладони еще задолго до сцены, в которой Баптиста теряет в толпе свою Гаранс. И он продолжал держать меня за руку и тогда, когда мы уже выходили из кино. Брат моего приятеля тактично оставил нас двоих – в морозном, заснеженном вечернем Кембридже.

Мой будущий муж не хотел оставлять меня одну. До сих пор еще действовала прелесть фильма, а Кембридж в тот вечер был прелестным, наполненным жизнью и кучей различных возможностей городом. Ночь мы провели вместе, в квартире, которую одолжил мне коллега.

Потом он вернулся в Рид в Орегоне, а я вернулась к продаже чесночниц и формочек для выпекания булочек. Довольно скоро будущее начало закрываться передо мной, и я быстро о нем позабыла.

Зато он вовсе обо мне не забыл. Окончив университет, весной он возвратился в Кембридж и нашел меня в больнице. При этом он сказал, что летом выезжает в Париж, но мне напишет. Заверял, что написать не забудет.

Лично я все эти обещания серьезными не считала. Перед ним открывалось будущее, передо мной – нет.

Когда он возвратился из Парижа, у меня было не самое лучшее время. Нас покидала Торри, меня мучил страх за собственные кости, меня не оставлял вопрос, сколько же времени я провела в стоматологическом кресле. Мне не хотелось с ним встречаться, поэтому заявила медсестре, что у меня паршивое настроение.