Книга Проклятие ледяной горы, страница 13 – Илкка Ауэр, Антти Джокинен

Прямо напротив двери крепились полки высотой с трех взрослых мужей, которые ломились от десятков бочонков с пивом и квасом. Хозяин трактира – сам размером со здоровенного бычару – как раз был занят разлитием напитков в кружки, выделанные из рога, и огромные кувшины. Сам хозяин стоял за столом, вытесанным из цельной сосны; дальний край стола был выше подбородка Николаса, а передний – украшен рядом видавших виды боевых щитов, к которым гвоздями были прибиты черепа.

В трактире сидела пара десятков невообразимого вида пьянчуг, каких только можно найти. Одни были обряжены в меховые или кожаные куртки, другие сидели голые по пояс: их руки и спины были украшены татуировками. От подвыпивших калевальцев стоял невообразимый шум. Их длинные косицы и бороды были вымазаны жиром, а в изрядно пропитых глазах уже сверкало желание драки. Кое у кого из них на голове был жутковатого вида шлем, скрывающий лицо и украшенный шипами и рогами с прицепленными на них украшениями. Но какими! У одного к рогам были прикручены за волосы два странных новорожденных существа размером с Хесси. Они дрыгались во все стороны, страшно ругались, пытаясь высвободиться, и обещали избить друг друга до полусмерти, как только им удастся добраться друг до друга.

Рядом с хозяйским столом возвышалась фигура калевальца размером с хорошую избушку, перед которым хозяин только что поставил ведро пива, да такое большое, что Хесси вполне мог пуститься в нем вплавь. А когда муж распахнул шубу, чтобы достать кошелек, у него на поясе оказалось четыре болтающихся высушенных головы. Николас не поверил своим глазам, заметив, как эти головы начали злобно шипеть друг на друга.

– Ты воняешь гнилой кониной, понятно тебе? – пищала крайняя голова соседке.

Голова рядом только лениво шевельнулась в сторону писка:

– Это ты про меня? Это я – кониной? А в прошлый раз, когда я тебя и твою мамашку взгрел по самое этое, ты такого не говорил! А ну иди-ка сюда, я тебе приготовил взбучку!

– Погоди, дай мне только отцепиться. Я повыковыриваю глаза из твоей гнилой башки да отправлю пинком твою черепушку к едрене фене.

– Ну и каким местом ты, выросший в чреве ящерицы сухоглаз, собираешься пнуть меня?

Хесси кашлянул и затараторил, дергая Николаса за рукав:

– Чтоб мне усохнуть! Это же самые настоящие душегубцы и клятвопреступники. И каждый наполовину зверь. У меня здесь мурашки бегут – даже по иголкам. Погляди-ка на этого корчмаря, он же, черт подери, страшнее того одноглазого чумного, которого мы видели позапрошлым летом, помнишь? Тот самый, у которого половина лица была сгнившей, а вторая половина была покрыта такими же нарывами, как на ногах у Курикки. Ты же видел эти нарывы, может быть, даже нюхал его пальцы. Раздери меня леший, от них же воняет.

– Да успокойся ты, Хесси! Что и говорить – кабак омерзительный, и корчмарь выглядит так, будто родился в кошмарном крысячьем сне, но эти оборванцы, поверь, богаты как тролли. Они же упились до полусмерти, и глупее их может быть только щетина на животе Курикки. Вон того старика я и оберу в первую очередь, – прошептал Николас, горячо дыша. – Он выглядит так, будто кто-то наказал его за тупость, ударив столешницей промеж глаз, а потом еще раз по башке для освежения памяти.

И не успел Хесси вымолвить и слова, как Николас двинулся в сторону здоровяка, сидящего в компании своих товарищей. На лице этого бычары и впрямь было больше шрамов, чем живых мест, его череп со скошенным лбом был совершенно голым, разве что на затылке росла пара слипшихся пучков, перехваченных ремешком у корней. Он сидел, опершись на стол, с видом последнего забулдыги, но на поясе его болталось столько кошельков, сколько бывает цветков на ландыше весной.

– Эээ… извините, господин, – начал Николас противным голосом избалованного ребенка. Он едва доставал до края стола и протянул калевальцу руку. – Меня зовут Николас Похьела, точнее, меня так называют, наверное, потому что сам я буду родом с севера, из страны Похьи.

Здоровяк медленно повернул голову в сторону Николаса, но проигнорировал протянутую руку: пьянчуга смотрел на Николаса, словно не понимая, что происходит. Его друзья начали гоготать, да так, что пол в трактире заходил ходуном.

– Послушайте, – сказал Николас, хохотнув через силу. – Кажется, вы неверно поняли мои слова. Я не побираюсь на жизнь или на пропой, а всего лишь хочу заработать себе на выпивку.

Смех за столом не утихал, но этот бычара вдруг поскреб у себя за ухом и громко отрыгнул. В воздухе разнеслось жуткое зловоние, от которого у Николаса аж защипало в глазах.

– Интересно, чем эта шелкова головушка намеревалась заработать себе на выпивку? Может, хотела прирезать кого, а?

До этого сидевшие в трактире было примолкли, чтобы послушать разговор, но сейчас вновь разразились хохотом. С потолка посыпались земля и мелкие камушки.

Николас присоединился к хору, смеясь так мило, как только мог:

– Значит, прирезать, говорите, а что – неплохо сказано. Нет, ничего такого, добрый господин. Я зарабатываю иначе. Скажем, маленькой дракой в шутку.

Стало тихо, как в могиле. Сидевшие протрезвели и уставились на Николаса.

Одна из засушенных голов, висящих на поясе громилы, шелохнулась в сторону Николаса и нарушила тишину:

– Кто там и что пропищал про драку?! Ох уж эти цветы жизни! Тащи-ка, щенок, свой зад сюда, и я мигом превращу твою гладкую мордашку в грибок! – заверещала голова, да так громко, что чуть не выронила глаз из сморщенных глазниц.

– Ну куда лезешь, сало? Я всыплю щенку так, что его родная мать не узнает даже по размеру штанишек. Иди сюда, растрепыш, я утоплю тебя в болоте! – заорала другая голова пуще прежнего.

Пьянчуги заржали как лошади, застучали ногами об пол и загрохотали по столу кружками.

– Говоришь, прямо драться? Ты, парень, поди, грибов объелся, и в головушке у тебя дурман!

– Клянусь! За кружку пива, котелок запеченной поросятины и порцию запаренной в мясном бульоне брюквы обещаю бросить тебя на лопатки и держать, пока не сосчитаю до пяти. И это только потому, что ты не робкого десятка.

Здоровяк рассмеялся, отхлебнул из кружки добрый глоток и с такой силой грохнул ею по столу, что у того треснула одна ножка.

– Договорились! – рявкнул калевалец. – И потом не говори, что я не предупреждал!

Николас пошел на него, но тот даже не шелохнулся. Громила лишь вздохнул, отрыгнул и посмотрел в сторону Николаса.

– И знаешь что, мальчуган? Я соглашаюсь на это только лишь потому, что ты заслужил…

Только вот бычара не успел закончить. Николас пнул его в живот и двинул кулаком ниже колена, затем швырнул об пол так, что его колени захрустели, а стены затрещали. Калевалец вдруг обмяк, и Николас перекинул его через себя, сел ему на живот и прижал руки к полу.

Прежде чем кто-либо успел и глазом моргнуть, в руке Николаса появился нож, который он приставил к горлу лежащего. И теперь, когда он заговорил, в его голосе уже не было и намека на недавнюю слезливость.