Книга Veritas, страница 6 – Франческо Сорти, Рита Мональди

Кучер, которому я показал бумагу с нужным нам адресом, высадил нас на одной из грязных улочек, перпендикулярных Кернтнерштрассе. Мы были у цели.

Когда он указал нам на веревку колокольчика, чтобы мы могли сообщить о своем прибытии, я несколько удивился: мы стояли перед воротами монастыря.

* * *

– Минуточку, минуточку, – произнесла на ломаном итальянском тень, появившаяся у густой решетки рядом с колокольчиком.

Услышав наши имена, она согласно кивнула. Нас ждали. Два дня назад во время остановки кучер отправил посланника, чтобы тот доложил о нашем скором прибытии.

Кучер помог мне сгрузить багаж, и от него я услышал, что мы собирались войти в один из самых крупных, более того, вероятно, в самый влиятельный женский монастырь города.

Нас приняли в большом мрачном холле, из которого мы спустя несколько минут снова вышли на яркий дневной свет, в крестовый ход внутреннего двора монастыря, под длинную колоннаду из белого камня, украшенную статуями тех монахинь, которые доказали свою величайшую степень добродетели. В сопровождении старой монахини, которая, похоже, была немой, а быть может, просто не знала нашего языка, мы быстро шли вперед под аркадами и оказались в домике для гостей. Нам указали на две находившиеся рядом комнатки. В то время как Клоридия и мальчик, истощенные, упали на постель, я занялся тем, что отнес багаж в наше пристанище, в чем мне помогал молодой идиот, которого сестры взяли для уборки и чистки подвальных помещений. Идиот, сгорбленный и неуклюжий человек, однако высокий и мускулистый, был очень болтлив, и по тону его болтовни мне показалось, что он спрашивает меня о путешествии или о чем-то подобном. Жаль только, что я не понял ни единого слова.

Широко улыбнувшись идиоту, отпустив его и закрыв за собой дверь, я огляделся. Комната была обставлена довольно скромно, однако недостатка в жизненно необходимых вещах не было. В любом случае, это показалось мне лучше, чем подвал из известкового туфа – то жилище в Риме, где нам приходилось ютиться последние два года и где мы с тяжелым сердцем оставили своих девочек. Я перевел взгляд на Клоридию.

Я ожидал жалоб, упреков и сомнений в обещании аббата Мелани: оказаться у монахинь было для нее самым страшным, это мне было известно. Невесты Христовы – единственные женщины, которых не переносила моя благоверная.

Но с ее губ не слетело ни слова. Лежа на постели и крепко прижимая к себе кашляющего во сне ребенка, Клоридия с удивлением оглядывалась по сторонам, и взгляд у нее был как у человека, который вот-вот готов провалиться в мрачное полузабытье от сильного истощения.

Я вздрогнул, когда ребенка сотряс самый сильный приступ кашля из тех, что с ним были. Похоже, его состояние ухудшилось. Через некоторое время в дверь постучали.

– Козий жир и муку двузернянки смешать с каплей полынного масла и растереть грудь. А головку положить на эту подушку из спельты.

С этими словами, произнесенными на безупречном итальянском, в наше обиталище вошла молодая монахиня с вежливыми, но решительными манерами.

– Я Камилла, хормейстер монастыря августинок, – представилась она и тут же, не спросив у Клоридии разрешения, устроила головку мальчика на подушке и, расстегнув на его груди рубашечку, принялась втирать мазь.

– Хор… мейстер? – запнулся я, опускаясь на колени, чтобы поцеловать ее одежду и поблагодарить за оказанное гостеприимство.

– Да, я руковожу хором, – приветливо подтвердила она.

– Я удивлен тем, что слышу здесь, в Вене, столь безупречный итальянский, почтенная матушка.

– Я римлянка, как и вы; из Трастевере, если быть более точной. Мое мирское имя – Камилла де Росси. И не называйте меня матушкой: я всего лишь послушница.

Клоридия не встала с постели. Я видел, что она краем глаза рассматривает нашу гостью.

– Две недели ему не нужно есть ничего, кроме жидкого супа, – закончила хормейстер, наклоняясь над ребенком и пристально разглядывая его.

– Я так и знала. Как всегда, великодушны…

Внезапное резкое замечание Клоридии заставило меня покраснеть от стыда; я уже начал опасаться, что нас немедленно прогонят, но жертва отреагировала на слова моей супруги смехом.

– Вижу, вы хорошо знаете нас, – ответила она, ни капельки не обидевшись, – но я заверяю вас, что общеизвестная скупость моих сестер тут ни при чем. Суп из двузернянки с размолотыми сливовыми косточками излечит любую болезнь легких.

– Вы тоже лечите двузернянкой, – немного помолчав, бесцветным голосом заметила Клоридия, – как и моя мать.

– Так, как завещала нам в давние времена сестра наша Хильдегарда, аббатиса фон Бинген, – с обворожительной улыбкой уточнила Камилла. – Но я искренне рада, что ваша матушка тоже ценила двузернянку; может быть, однажды вы мне о ней расскажете, если, конечно, захотите?

Клоридия враждебно молчала.

Эта Камилла де Росси воистину мила, подумал я, невзирая на недоверие своей жены. Она была одета в белое платье, рукава которого были обшиты тонким белоснежным индийским льном, капюшон из такой же материи, а позади – накидка из черного крепона.

Лицо, там, где оно не было скрыто от нас капюшоном и накидкой, пожалуй, нельзя было отнести ни к одной из двух категорий, обычно присущих молодым сестрам (или послушницам, разницы тут, пожалуй, не было никакой): у Камиллы не было ни водянистых глупых глаз в обрамлении жирных, лоснящихся от сала щек, не было у нее и жестоких, злобных глаз, спрятанных на желтоватом худощавом лице. Она была здоровой прелестной девушкой, ее большие темные глаза в сочетании с гордым и бархатным взглядом и подвижными губами напоминали мне черты лица, которые были у моей супруги всего лишь несколько лет назад.

В дверь снова постучали.

– Это принесли ваш обед, – объявила хормейстер, открывая дверь двум служанкам с подносами.

Удивительно, но обед был тоже приготовлен на основе двузернянки: лепешки из двузернянки и каштанов, компот из яблок и двузернянки, пудинг из зерен спельты и фенхеля.

– А теперь вам следует поторопиться, – напомнила Камилла, после того как мы подкрепились, – через полчаса вас ожидают у нотариуса.

– Значит, вы знаете?… – удивился я.

– Я все знаю, – коротко заметила она. – Я уже позаботилась о том, чтобы нотариусу сообщили о вашем прибытии. Ну же, поторопитесь, а я позабочусь о малыше.

– Вы ведь не думаете всерьез, что я оставлю сына в ваших руках? – возмутилась Клоридия.

– Все мы в руках Божьих, дочь моя, – заявила хормейстер, которая по возрасту годилась нам в дочери, тоном матушки-наставницы.

И произнеся эти слова, она мягко, но решительно подтолкнула нас к двери.

Я взглядами умолял Клоридию перестать сопротивляться и не отпускать невежливых замечаний по поводу поведения невест Христовых.

– Все, что угодно, только бы не видеть больше сажи, – сказала она.