Онлайн книга «Сокровище троллей»
Литисай с опаской глянул на Румру: не на него ли намек? «Правая Рука работать не желает…» Может, еще спросит: а ты-то, паренек, как в двадцать три года угодил на высокую должность? Молчит. И то верно, чего уж тут спрашивать! Род Хасчар испокон веков поставлял Силурану лихих вояк, все они дослуживались до высоких чинов и не забывали поддерживать друг друга. В шестнадцать лет Литисай пошел в армию, а в семнадцать стал десятником — дядюшка расстарался, военный советник при короле Нурторе. Через три года дядюшки не стало, но место советника занял другой родственник Литисая — и не забывает содействовать юному родичу в его карьере. А парень шкурой чувствует недоверчивые взгляды солдат: мол, посадили нам на шею желторотого птенца! Не далее как вечером Литисай случайно услышал обрывок разговора двух наемников: «А говорит, что был под Найлигримом!» «Врет. А если и был, так при Нурторе для всяких поручений. Ты прикинь, сколько лет ему было в девяностом году!..» Тут они углядели начальство и заткнулись. Литисай тогда потребовал предъявить оружие, придрался к плохо наточенным мечам и отправил болтунов чистить отхожие ямы. Но маленькая месть не принесла успокоения. Чтобы отогнать невеселые мысли, парень обратился к своей спутнице: — И не боится этот Кринаш в такой глуши постоялый двор держать? — А вот и не боится! — охотно откликнулась Румра. — Наемники, что осенью были с королем в здешних местах, воротившись, рассказывали: мол, Кринаш спас жизнь магу из Клана Медведя. И тот в благодарность наложил на постоялый двор охранные чары. Теперь, дескать, без дозволения хозяина во двор не войдет ни Подгорная Тварь, ни оборотень, ни нежить. — Надо же! — заинтересовался Литисай. — Вот бы попросить высокородного господина, чтоб нашу крепость так заговорил! — Так Медведь был заезжий, грайанец. Чего ради он для силуранской крепости стараться будет? Тропа вильнула влево и, словно речушка в большую реку, влилась в утоптанную дорогу. И на этой дороге всадникам открылось необычное зрелище. Невысокий, щуплый человек, встав вместо лошади в хомут, уныло тащил небольшую телегу. Одет человек был странно: поверх рубахи на него был напялен рогожный мешок с дырками для головы и рук. — Эй, жеребчик, что, работой греешься? — окликнула Румра незнакомца. «Жеребчик», вскинув голову, увидел на всадниках, выехавших на дорогу, красно-белые перевязи — и обрадовался: — Вы из королевской армии, господа мои? А меня ограбил какой-то негодяй! Лошадку увел, куртку снял, шапку… говорит, до постоялого двора и так добежишь… а разве ж я тележку брошу?! У нее колесо отлетело, у тележки-то, так я пока провозился… Мешок вон напялил, чтоб не замерзнуть. — Давно ограблен? — подался вперед дарнигар. — Да с четверть звона назад… Литисай разочарованно присвистнул. За это время разбойник наверняка успел уйти далеко. — Ты грайанец? — определила Румра по выговору незнакомца. — Грайанец, господин мой, лекарь я бродячий! — обернулся тот на голос. — Барикай Сиреневый Куст из Семейства Яргибран. Женщина, которую назвали «господином», не стала поправлять Барикая. А дарнигар сбросил с плеч меховой плащ: — Накинь, согрейся… куда бредешь? — В «Посох чародея», господин! — Барикай закутался в плащ. — И куртку взял, и шапку взял, и лошадку увел. — Он обернулся на кучку свертков в тележке. — А лекарства не взял — ни мази, ни порошки, ни сушеные травы. Сказал: «На кой мне эта дрянь?» И такая горькая обида прозвенела в голосе грайанца, что наемники не удержались — захохотали. — Попутчик, значит… — хмыкнула Румра. — А ну, Вьягир, слезай со своей Рыжухи, ставь ее в хомут. До постоялого двора доедешь с Барикаем на тележке. * * * — И долго ты будешь меня по лесу мотать? — гневался Бурьян. — Мы здесь уже проходили, корова бестолковая! Вон и следы наши впереди! — Вижу, — кротко сказала Гульда. — Но ты же сам хотел, чтоб я тебя вела, как в прошлый раз сама шла. А в прошлый раз я тут с тропы сбилась. Пока ее нашла — все кусты вокруг истоптала. — Издеваешься надо мной, брюква мороженая?! — Что ты, что ты! Просто хочу сдержать клятву… Разбойник и нищенка шли по лесу вдвоем: Горластый наотрез отказался связываться с бабкой Гульдой. Вот ему и не пришлось пробираться по заснеженному лесу. Хорошо еще, что в снегу не утонешь, не так много его здесь легло. Но все равно мало радости в прогулке: то через коряги перелезать, то ползти под низко нависшими ветвями, то кубарем — в глубокий овраг… Вдали попробовал голос волк. Бурьян покосился на свою спутницу. Правду ли говорят, что старую злыдню слушается лесное зверье? Может, верно говорит Горластый: всадить ведьме стрелу в глаз — и будет всем хорошо?.. Но в душе Бурьяна жадность выдержала жестокий бой с чувством мести — и порвала противника в клочья. Говорили про Гульду, что есть у нее чем поживиться. Не так она проста, Гульда! Ходит, просит милостыньку — а у самой где-то зарыт кувшин серебра, не иначе! Вот и запала Бурьяну в голову думка: поживиться за счет колдуньи… Сначала-то просто хотелось добраться до кувшина с серебром. А потом в голову полезли мыслишки и позаманчивее. Гульда по здешним краям давненько бродит — то исчезнет, то вновь появится. Хитра, как дюжина лисиц. Вот узнала, где прореха в Грани, и враз смекнула, как за эту находку денежки получить. А сколько еще секретов хранит ее седая башка?.. Нет, правда, обидно же: вот помрет ведьма где-нибудь на речном берегу, вдали от людского жилья — годы-то ее какие! А вместе со старухой сгорят в вечном пламени Бездны все ее тайны… Бурьян, мысленно успевший назначить себя наследником бабки Гульды, огорченно вздохнул — и услышал: — А! Вот он, дуб-то! Давай, парень, лезь наверх! — Чего? — опешил Бурьян, обозревая разлапистое, кряжистое дерево, негостеприимно поскрипывающее голыми ветвями. — На дуб, говорю, лезь! Вон в коре трещина. Ставь туда ногу — и на нижнюю ветку! — А ты?.. — растерялся разбойник. — А я внизу подожду. Годы мои не те — по веткам, как белка, прыгать. Хватит, прошлый раз напрыгалась. Теперь это твоя дорога. — Я наверх полезу, а ты тягу дашь, да? — Куда я с привязи денусь? Вон до того сука, которым развилка кончается, как раз веревки должно хватить, — измерила Гульда взглядом расстояние до голой черной кроны. — Да на кой я туда лезть-то должен? — Я лазила, хоть и годы мои не те. А ты — молодой, ты и вовсе не развалишься. |