Онлайн книга «Сокровище троллей»
Ваглити с окаменевшим лицом двинулся следом. В руке его словно сам собой возник нож. Быстро и чисто, под лопатку. Стражник умел убивать почти без крови. Он уже был за пределом светлого круга, когда тьма развалилась и, словно кокон бабочку, выпустила хрупкую, призрачно-белую девушку. Беззвучно взметнулась она за спиной убийцы, вскинула руки и ребрами обеих ладоней ударила мужчину с двух сторон по шее. Ваглити молча рухнул к ногам ксуури. Обернувшийся Арби потерял дар речи. Стоял столбом и глядел, как его любовь склонилась над растянувшимся на каменных плитах стражником, тронула белыми пальчиками Жилу Жизни на его шее. — Почему ты босая? Простудишься! — наконец произнес он с волнением. Ксуури сочувственно посмотрела на него, как на безнадежно больного, и сказала спокойно: — Затащи этого злодея в чулан. Запрем его, пока не очнулся. Пока певец выполнял повеление своей богини, женщина подняла свой темный плащ, под которым только что, укрывшись с головой, лежала у стены. — Готово, — вернулся Арби. — Что будет дальше? — Теперь я выведу тебя за ворота. — Как? — Я превращу тебя в бабку Гульду. В опасливом взгляде певца не было даже тени недоверия. — Делай что хочешь… Но… умоляю, не забудь потом вернуть мне прежний облик! * * * — Посмотри, — тревожно сказала Дагерта мужу, — как мало снега залетает в ворота… Она была права. Странно, что собравшиеся во дворе мужчины сами этого не заметили. Вокруг постоялого двора вилась бешеная круговерть. Снег вздымался и бился, как волны в штормовом море. Вал за валом шли в атаку на постоялый двор, разбиваясь о частокол и оседая сугробами. Но ни в открытые с вызовом ворота, ни через верх частокола, ни с небес метель-завоевательница не могла прорваться в «Посох чародея». С неба падали снежные хлопья, но Кринаш и Дагерта видели снегопады и посильнее. — Снег сам по себе идет, как Безликие велят, — определился Кринаш, — а еще какая-то сила нас завалить старается. Но спасибо магу из Грайана — охранные чары не подвели. — Это он, — судорожно лязгнул зубами Янчиал. — Он пришел за мной. — Как пришел, так и уйдет, — сурово сказала Дагерта. — Сроду мы постояльцев не выдавали никому на съедение. Они стояли под неспешно падающими снежинками — чета хозяев постоялого двора, Гилазар, два охранника и трясущийся от ужаса Янчиал. Торговцу хотелось остаться в доме, забиться в угол возле горящего очага. Но он чувствовал, что кошмары, которые лезут в голову, убьют его вернее и мучительнее, чем любой ужас, который может явиться взору. Дагерта время от времени поглядывала на крыльцо — не выскочили бы из дому мелкие паршивцы, оставленные под присмотром Недотепки!.. Поэтому она и упустила момент чуда, заставивший мужчин слитно охнуть. Обернулась — и замерла. Гигантский сугроб, наметенный вьюгой прямо напротив ворот, глядел на женщину маленькими темными глазами. У Дагерты ноги подкосились — да, на нее глядит! То же чувство испытывал каждый из стоявших во дворе. Вот обрисовались в снежной пелене морда, шея, могучие лапы. Вот легла у этих лап метель, как покорная рабыня. Вот уже не пляска снежинок — густой, длинный, королевский мех серебрится на глазах у потрясенных людей. Мощь Севера. Беспощадность Севера. Холодный гнев Севера. Зверобог смотрел на кучку людей — и во взгляде его было обещание смерти. «Я не могу войти, — говорил этот взгляд, — но я не уйду. Я буду ждать своего врага, словно тюленя у проруби. Страх изведет его, он сам выйдет из логова и на коленях поползет под удар моей лапы». Люди поняли это невысказанное обещание — и страх сковал их сердца. И тут раздался твердый голос Подранка: — А что, Гранит, из такого не очень-то накоптишь окороков? А жаль! Как ты говорил: ежели в кашу покрошить… Не такой уж забавной была шутка — но разбила корку льда на людских душах. Хихикнула, как девчонка, Дагерта. Хохотнул Кринаш. Заулыбался Гилазар. Одобрительно заржал Гранит. Закругленные уши зверя чуть шевельнулись. Он угрожающе мотнул большой головой — и вновь закутался в метель. Отступил, скрывая недоумение и тревогу. Эти люди вели себя непонятно. Они не падали ниц. Не молили: «Пощади нас, Тяжелая Лапа!..» Не пели… почему они не пели? Ни разу за свою долгую жизнь владыка Уртхавена не слышал человеческого смеха… * * * Мужские сапоги тяжело ступали по тонкому снежку, устелившему двор замка. Капюшон тяжелого плаща был накинут на голову, скрывая лицо. Рука в большой кожаной рукавице стискивала посох. Пронзительный старческий голос был полон трагизма: — Коли я не ко двору да не ко времени, так и уйду, и уйду! Ежели тут гости знатные, так разве ж найдется время нищенке доброе словцо сказать? Бегают все, суетятся, старую женщину уважить некогда! Уж такой мир распроклятый, что как стал человек старым, так и выкидывают его за порог, словно ветошку драную… Если бы на воротах стоял прежний часовой, он бы отметил, что горластая бабка стала вроде как повыше ростом. Но стражник лишь поинтересовался: — Что ж ты, бабушка, на ночь глядя из-под крова уходишь? — В Замковой деревне заночую! — огрызнулась Гульда. — Там народ уважительный! Там такого не водится, чтоб старого человека толкнуть и дальше побежать, не извинившись! «Вот госпожа капризная!» — восхитился часовой. Но вслух не сказал ничего… Бабка Гульда проковыляла по подъемному мосту, добрела до опушки и скрылась за деревьями. Стражник уже не глядел ей вслед — было бы на что глаза пялить! А даже если бы и глядел — не увидел бы, как в подлеске под серебристый смех расстегнулся и упал на снег темный плащ. А под ним оказался Арби с посохом в руках и восседающая у него на закорках Уанаи. Точь-в-точь как ребятишки, играющие в «лошадки». — Дальше я сама пойду! — заявила Уанаи. — У нас же на двоих одна пара сапог! — возразил Арби, который нес бы и нес свою волшебницу хоть на край земли. — Не босиком же тебе по снегу! — Можно и босиком, — возразила Уанаи. — Это же мои ноги, не чужие! Прикажу — не будут мерзнуть. Но зачем приказывать без нужды? На тебе большие рукавицы. Надень их мне, как носки. Она вытянула перед грудью Арби свою маленькую ножку. — Твои ступни похожи на белые водяные лилии, — сказал Арби, натягивая рукавицы на ее ноги и чувствуя себя полностью вознагражденным за плен и тревогу. Лес принял и укрыл их… |