Онлайн книга «Не родись красивой, или Точка опоры»
|
Я сделала вид, что не поняла намека. – Вроде того. – А что? Похоже! – сказал он, обдумав услышанное. – Ничего похожего! – ответила я сердито. – Потому что я не дочь Волика. И фамилия моего отца Беркович, а не Авдеев! Тебе паспорт показать? – Не надо, – ответил Саша. – Я его уже видел. Мы помолчали одну долгую томительную минуту. – Ты мне не веришь? – спросила я. Он вежливо улыбнулся. – Ясно, – сказала я. – Не веришь. Саша виновато развел руками. – Ты только время даром потеряешь, – предупредила я. – Ничего, времени у меня много. – Как хочешь, – смирилась я. – Я тебя предупредила. Демонстративно отвернулась и уставилась в окно. Саша помолчал еще немного, со вздохом протянул руку и повернул ключ зажигания. Машина встрепенулась и вышла из транса. Он еще мгновенье помедлил, разглядывая меня сбоку. Но я молчала, и Саша неохотно тронул джип с места. Так же молча мы доехали до поселка и разошлись по домам. После обеда я отправилась заниматься с Генриэттой. Честно говоря, настроение у меня было преотвратное, и занималась я с ребенком из рук вон плохо. Если бы я так занималась с детьми на педпрактике в училище, то получила бы хорошую трепку от своей преподавательницы. Татьяна Георгиевна, гордость нашего училища, была педагогом от бога. Ее выпускники поступают в лучшие консерватории страны, а некоторые еще в училище становятся лауреатами и дипломантами разных конкурсов. В том числе международных. Недавно, например, Катя Матюхина стала лауреатом конкурса Шопена в Варшаве. Занимается со своими учениками Татьяна Георгиевна строго, но справедливо. О смешном академическом часе в сорок пять минут она даже не вспоминает. Урок не может продолжаться час, два, а то и три. За это время в классе собирается человек пять студентов, ожидающих своей очереди, и Татьяна Георгиевна отправляет всех по свободным классам: разыгрываться. Разыгрываться можно очень долго: часа два. Потом, когда до тебя доходит очередь, еще два часа продолжается урок. И наконец, добравшись до дома, нужно каким-то образом выкроить пять часов для домашних занятий. Посчитали? Такая вот арифметика. Я обычно завершала список учеников. Иногда мой урок по специальности начинался в девять вечера, иногда в десять. В полночь мы заканчивали и вместе с Татьяной Георгиевной брели на остановку, в надежде на последний троллейбус. А утром, часиков в восемь, Татьяна Георгиевна снова была на работе. – Меня скоро муж из дома выгонит, – говорила она нам иногда с тяжелым вздохом. – И будет прав. Но муж проявлял редкое понимание и жену из дома не выгонял. Ругалась Татьяна Георгиевна редко, но страшно. Слез не выносила и язвительно говорила зареванной ученице: – В следующий раз приходи со своим полотенцем. А иногда поступала еще ясней и короче. Просто брала ноты с пюпитра, открывала дверь и швыряла ноты в коридор. Молча. И проштрафившийся студент, вытирая слезы, брел следом за своим имуществом. Но это, повторяю, бывало чрезвычайно редко. Татьяна Георгиевна не умела манкировать своими обязанностями и терпеливо долбила наши ленивые головы. У не были маленькие, но необыкновенно сильные руки. Помню, она как-то раз двумя пальцами шлепнула меня по ладони. И что же? На следующий день на месте шлепка появились хорошие смачные синяки. Но ученики Татьяну Георгиевну все равно обожали, хотя и боялись как огня. Недобросовестности она не выносила и не прощала никому: ни себе, ни своим студентам. Если уж человек попадал в ее класс, то обязан был заниматься как проклятый. Но за это получал твердый шанс поступить в достойное учебное заведение. Например, в Гнесинку. Или в хорошую консерваторию. Такого урока, который я проводила сейчас с Генриэттой, Татьяна Георгиевна мне бы не простила. Через полчаса Генриэтта перестала притворяться, что ничего не замечает, и спросила: – Ты не хочешь заниматься, да? Я слегка щелкнула ее по носу. – С тобой страшно дело иметь, – сказала я серьезно. – Ты чересчур проницательна. – Да ладно! – отмахнулась Ритка. – Вы от меня все скрывает, вот и приходится самой думать. А почему взрослые все от детей скрывают? – спросила она с интересом. – Чтобы не лишать их детства, – ответила я мрачно. – Ну и глупо! Дети все равно все знают! – Ничего, – сказала я. – Скоро вырастешь, сама начнешь все скрывать. – Не буду я ничего скрывать! – Будешь, будешь! – пообещала я насмешливо. Вздохнула и договорила: – Так уж взрослые устроены. Ужин прошел вяло. Максим почти все время отмалчивался, Элла не поднимала глаз от своей тарелки. У меня было такое ощущение, что им все трудней и трудней выдерживать этот ритуал совместных семейных трапез. И что встают они из-за стола с чувством тайного облегчения. Грустно, скажу я вам. Утро следующего дня началось как обычно. Позвонил Саша, попросил меня спуститься вниз. Я оделась, захватила сумочку с деньгами и документами и вышла на улицу. Саша ждал меня в машине. – Куда поедем? – поинтересовалась я, усаживаясь рядом. Саша молча смотрел на меня. – В чем дело? – спросила я резко. – Что ты так на меня смотришь? Саша облизнул пересохшие губы и ответил: – Мы не поедем, если ты скажешь мне правду. Твоя настоящая фамилия Авдеева? – Ты просто псих, – ответила я, не отводя от него взгляда. Саша, не отрываясь, смотрел мне в глаза. – Я созвонился с соседкой Димы Авдеева, – сказал он. – Рада за тебя. – Она говорит, что примерно полтора года назад к нему приезжала сестра. Говорит, что Дима был очень рад ее приезду. В общем, у них были отличные отношения. – Молодцы! – похвалила я. – Сводные сестры-братья редко друг друга жалуют. – Редко, – согласился Саша и снова посмотрел на меня. – Так что? Поедем к ней? – Зачем? – удивилась я. – А-а-а! На очную ставку! – Я бы не хотел ее утраивать, – тихо сказал Саша. – Просто расскажи мне все сама. – Я не Авдеева. Он зыркнул на меня бешеным взглядом и поджал губы. – Ну, что ж… И машина рывком снялась с места. |