
Онлайн книга «Тайна осенней звезды»
К примеру, проезжает мимо нас сверкающая иномарка, за рулем которой сидит молодая и привлекательная девушка. Ася немедленно расстраивается, швыряет на скатерть столовые приборы и спрашивает: – Нет, ты скажи, вот за что ей все это? – Ты знаешь эту барышню? – спрашиваю я в ответ. И Ася, как правило, отвечает: – Понятия не имею, кто она такая! – Тогда чего злишься, – говорю я примирительно. – Может, девушка свой автомобиль честно заработала! – Заработала, – язвительно подтверждает Ася. – Только каким местом она его заработала? Знаешь? – Не знаю, – отвечаю я сухо. – А я знаю! – уличает незнакомку Ася. – Только за столом не скажу! Чтобы аппетит не испортить! Но аппетит у меня портился без ее уточнений. Интересно, что скажет Ася, увидев меня за рулем «нивы» цвета «баклажан»? Впрочем, «ниву» она переживет. Зато, если бы я заявилась в редакцию на новеньком «фольксвагене»! Вот тогда Ася бы точно получила инфаркт! Я засмеялась, откинула одеяло и отправилась умываться. Странно все-таки что шеф отстранил Асю от разработанной тематики. То есть от господина Терехина. Насколько я помню, Ася писала о нем раза четыре. Значит, собирала кое-какую информацию. Попросить у нее помощи? Я прополоскала рот, выплюнула остатки зубной пасты и покачала головой. Нет. Просить помощи у Аси бесполезно. Она не станет мне помогать из принципиальных соображений. Даже больше того: она наверняка уже считает меня своим личным врагом. – Знаешь, как она получила это расследование? – спросит Ася кого-нибудь из наших коллег. – Сказала бы я, каким местом, только аппетит тебе портить не хочется! Да. Именно так она и скажет. Я пожала плечами, разглядывая собственное отражение в зеркале. Что делать? Переживем! Выходит, все материалы по покойному Терехину придется собирать самой. Начнем, пожалуй, с примы нашего театра оперетты. С Алины Брагарник. Я вышла из своей комнаты и потопала на кухню. Мама уже отбыла на работу, у отца сегодня отгул. Он дожидался меня, сидя за кухонным столом с газетой в руках. – Привет! – сказала я и чмокнула отца в щеку. – Привет! – отозвался отец, складывая газету. – Голодная? – Еще какая! – Тогда садись. Я тебя накормлю. Я уселась за стол и в очередной раз испытала чувство неловкости. Кормить отца полагалось бы мне, взрослой двадцатипятилетней девице. Но я привыкла к тому, что для предков я маленькая девочка, и не делаю никаких попыток изменить статус-кво. – Что на завтрак? – спросила. – Сырники. Устроит? – Еще как! Я окинула взглядом стол, поднялась с табуретки и достала из холодильника сметану. Внесла свою лепту в сервировку, так сказать. – Как спала? – поинтересовался отец, накладывая на тарелку аппетитные румяные кругляши. – Отлично! – бодро отозвалась я. Отец поставил тарелку передо мной. – И совесть тебя не мучила? – продолжал он. – Не-а, – ответила я беспечно и взялась за сырники. – О! Вкусно!.. Отец осуждающе молчал. Я доела сырники, отставила тарелку в сторону и спросила: – А чай ты заварил? Папа вздохнул. – Нет, Айка, ты все-таки непрошибаемая девица. Смотрю на тебя и поражаюсь: неужели я породил такого скорпиона? – Ты породил Рыбу, – напомнила я. У меня день рождения в марте. – Я не в том смысле, – отмахнулся отец. – В кого ты такая замороженная? – В тебя, – ответила я. – Ты забываешь про свою холодную латышскую кровь. Папа не нашелся, что ответить на такой наглый выпад, и даже слегка подавился. Дело в том, что папа – этнический латыш, хотя родился в России и никакого языка, кроме русского, не знает. Экзотическая фамилия «Витола» долго воспринималась моими коллегами, как журналистский псевдоним. Отец – бывший милиционер, хотя говорят, что бывших милиционеров не бывает. Сейчас он преподает в милицейском училище. Домашнее прозвище отца «латышский стрелок», но он на него ничуть не обижается. Мне даже кажется, что оно ему льстит. – Почему ты считаешь, что латышская кровь – холодная? – спросил папа. – Это клише, – объяснила я. – То есть распространенное мнение. И как почти всякое распространенное мнение, это клише неправильное. Я разлила чай в две чашки, подвинула одну к отцу и продолжала. – Ну, например, существует такое клише: «тонкие нервные пальцы пианиста». Слышал, да? – И слышал, и читал. – Прекрасно. Так вот, могу тебе авторитетно заявить: пианисты это клише на дух не выносят. От него веет дремучей безграмотностью. Помню, я писала статью о лауреате конкурса Шопена, который был родом из нашего города. Так вот, парень меня заклинал не употреблять этого выражения. И показывал мне свои руки, кстати, довольно плотные, с короткими и толстенькими пальчиками. Именно такое строение руки считается наиболее удобным для пианистов. Еще бы! Пальцам приходится выдерживать сумасшедшую нагрузку! Вес всего тела! Тонкие и нервные конечности уже давно бы переломались… – Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал меня отец. – Начала утреннюю лекцию! Я отхлебнула чай. – И стрелки не переводи, – продолжал обличать меня папа. – Я о чем с тобой говорил? – Ни о чем не говорил, – ответила я угрюмо. – Ты спрашивал, не стыдно ли мне. – Вот! И ты прекрасно поняла, что я имею в виду! – Не поняла, – попробовала отбиться я. – Я о Лешке! Я закатила глаза. Начинается! – Па-ап, ну что я сделала, – заныла я противным голосом. – Не скули! – строго осадил меня отец. – Я что хочу сказать тебе, Айка… Не притворяйся, что ты не видишь очевидного. Я смирилась с тем, что избежать разговора не удастся. Вздохнула и уселась поудобней. – «Очевидное» это что? – Парень в тебя влюблен, – так же строго сказал отец. – Пап, он влюблен во все смазливые мордашки, которые встречает на своем пути. – Неправда! – Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Ты, что, имел разговор с Лешкой? Он перед тобой раскрыл душу? Папа спохватился. – Нет, конечно, Алексей мне ничего не говорил… – Тогда откуда такая уверенность? – Я – мужчина, – ответил отец после короткого раздумья. – Поэтому понимаю его лучше, чем ты. |