Онлайн книга «Ястреб халифа»
|
За все это Кассиму аль-Джунайду выпало поплатиться. Когда глава Умейядов объявил сбор воинов, Джунайд отказался покидать родовые земли. Тогда луну назад Абд-аль-Вахид прислал ему личное приглашение для беседы и к нему приложил охранную грамоту, запечатанную личной печатью. Но стоило Джунайду две недели назад появиться в условленном месте, как его схватили, заковали и на верблюде отправили в Куртубу – пустив вперед глашатая, разъясняющего добрым ашшаритам, какого преступника везут на суд. Аммару было жаль Джунайда, но, положа руку на сердце, он на месте Абд-аль-Вахида поступил бы так же: когда враг наступает, у тебя за спиной не должны оставаться предатели и ослушники. Однако, как видно, Всевышний не отнял своей руки от умной головы Кассима – и теперь ему на помощь летели защитники. Как нерегиль собирался отбить Джунайда, да еще и овладеть столицей Умейядов, оставалось покрыто мраком тайны. Но Аммару было интересно: если замысел Тарика осуществится, как законники объяснят сей головоломный казус – праведного шейха суфиев спасли от рук лицемеров неверные язычники и повелитель верующих. От души расхохотавшись над этой мыслью, Аммар отдал приказ готовиться к рейду на Куртубу. Еще день спустя Над городским холмом садилось солнце – по небу разлилось мягкое желто-апельсиновое сияние. С возвышения открывался прекрасный вид на аль-кассабу Куртубы – на все три стены города, запирающие пути в кварталы предместья, медины [30] и Верхнего двора. Мощные прямоугольные выступы башен, казалось, заливала горячая медь. Над тяжелым поясом третьей городской стены чернели в закатном небе треугольная крыша и узкие выступы балконов Факельной башни – в ней находились покои главы рода Умейя. И конечно, даже отсюда, из далекого предместья, глаз ясно различал гордый очерк высоченной прямоугольной башни минарета – и далеко отнесенную от него громаду купола Пятничной мечети. Ее обширный четырехугольник скрывали стены и плоские крыши крепостных башен, но даже издалека, даже скрытое от глаза, здание намекало на свой невообразимый размер – минарет и купол разделяло приличное расстояние. Неудивительно: длина стены масджид, говорили люди, равнялась ста пятидесяти локтям. [31] Нижний пояс укреплений выдвигал в сады предместий тяжелые кубы опорных башен. К ним примыкали башенки повыше и постройнее, увенчанные треугольными крышами. В них глаз мог различить черные узкие прорези – ворота Куртубы не отличались шириной. Рассказывали, что навьюченный верблюд может пройти лишь в пять из восьми ворот города. Ну а в Верхний двор и подавно не вел ни один проход нужной ширины и высоты, так что купцам приходилось развьючивать верблюдов в караван-сараях в предместье и везти товары во дворцы верхних кварталов на ишаках и мулах. Воистину тот, кто озаботился устройством кладбища на этом пологом, поросшем кипарисами склоне, тоже был очарован открывающимся с холма видом. Впрочем, к закату кладбище опустело: среди покосившихся и стоявших прямо тесаных камней, отмечающих могилы, не видать было ни души. Сторож ушел в свой домик у кладбищенской стены и развел огонь в очаге – над серой глинобитной стеной уже поднимался дымок. А на кладбище стремительно опускалась ночь. Длинные тени кипарисов сливались с темнотой в ложбинах между могилами, и только белые камни надгробий и обветренные стены мазаров с повыбитой непогодой резьбой светлели в сумерках. Когда темнота окончательно затопила склон холма и единственными огнями на курухи [32] и курухи вокруг остались лишь точки желтого света на холме Куртубы, – смотрители уже зажгли фонари и лампы на улицах – от стены низенького мазара отделилось несколько теней. Еще пара поднялась из чернильной тьмы под кипарисовой аллеей. И потом кто-то отворил скрипучую деревянную дверь ушедшего в землю заброшенного склепа – и тоже вышел наружу. И тут на тропинке, идущей от нижних ворот кладбища, послышались шаркающие шаги. Кто-то поднимался по склону между могильных памятников, постукивая дорожным посохом о камни и напевая: Я обратился к ветру: «Почему ты служишь Дауду?» Он сказал: «Потому что имя Али Выгравировано на его печати». «Клянусь солнцем» – такова история лица Али; «Клянусь ночью» – такова метафора волос Али. По тропинке между могилами шел человек в остроконечном колпаке верблюжьей шерсти – и даже в темноте ночи белел платок, обвязанный вокруг этой шапки. У пояса человека болтались, стукаясь боками и позванивая, медные чашка и кувшин для омовения. А за спиной он нес сумку, из которой торчал свернутый молитвенный коврик. Конечно, это был странствующий дервиш. Из-за ближайшей колонны-памятника поднялась высокая тень – и заступила дорогу дервишу: – Кого это несет на честное кладбище с дурацкими попевками? А тот сложил ладони у груди и склонился в низком поклоне: – Приветствую тебя, о князь Сумерек. Да продлит Всевышний твою жизнь на тысячи и тысячи лет! – Какой я тебе князь Сумерек, о дервиш? Лесть не к лицу суфию! – фыркнула тень в ответ. Дервиш скорбно вздохнул: – Приходится работать день и ночь, чтобы вспахать и очистить поле души. – Начина-ается, – сердито протянула тень. – Сейчас мы услышим много белиберды, перемежаемой бесконечными упоминаниями Имени. Поистине вы, смертные, отвратительны. Как у вас языки не отсыхают – а они метут у вас, как поганые метлы. – Покаяние – это странная лошадь: она допрыгивает до небес одним движением с самого низкого места, – смиренно ответил дервиш и снова поклонился. – Еще один бейт с плохой рифмой – получишь копьем в грудь, – мрачно предупредил дервиша Тарик – ибо это был конечно же он. И рявкнул: – Ну-ка говори враз, что те надо! – О князь Сумерек, ты почувствовал самую сердцевину моих мыслей… Нерегиль зашипел от злости, и дервиш вздохнул и сказал: – О Тарик! Я хочу предложить тебе и твоим спутникам помощь! – Как ты узнал о нас, почтеннейший? Голос женщины звучал мягко и успокаивающе. Дервиш поклонился выросшей рядом с Тариком второй тени, от которой исходил аромат амбры и слышался тихий шелест шелков. Нерегиль вдруг вскинул левую руку, выставив вперед ладонь: – Назад! – Отойди, Майеса, – тем же мягким голосом приказала женщина. Дервиш не обернулся. А если бы обернулся, то увидел бы, как втягивает длинные изогнутые когти стоявшая за его спиной девушка. Через мгновение ноготки на тонкой белой ручке приняли обычный вид, и девушка убрала ладошку от шеи дервиша. – Некоторые из моих спутников очень нетерпеливы. И тоже не любят поэзию суфиев, – мрачно заметил Тарик. И не менее мрачно добавил: – Тебе был задан вопрос, человек. Повторить?.. |