
Онлайн книга «Ястреб халифа»
Меж тем щенок очнулся и поднял головенку, пытаясь осмотреться. Это положило конец колебаниям Афли: – Двести пятьдесят, и ни дирхемом меньше! Это же чистокровный Умейя, в нем течет кровь Благословенного! Однако один из басрийцев сказал: – Чтобы носить за господином скамеечку и… – тут все захихикали, – …вставать скамеечкой по его приказу, родовитость не нужна. – Я найду покупателя и на потомка Али, – усмехнулся его товарищ. – По рукам! …Дуад так устал за день, что не сразу понял, что Афли уже нет рядом. Над ним возникло чье-то чужое лицо – широкое, с окладистой курчавой бородой. Потом его отвели в комнату, где на вытертом до ниток дешевом ковре сидело еще несколько мальчишек. Некоторые были совсем голыми, на ком-то из всей одежды оставалась только рубашка. Дуад решил, что эти люди не знают, что он потерялся. Нужно попросить их отвести его во дворец, мама с сестренками уже наверняка там: – О господин! Мое имя – Дуад ибн… Сильная оплеуха припечатала его зубы к губам. Из носа и горящего рта потекло. Дуад застонал и залепил лицо рукавом. Человек с бородой оглядел его еще раз и вышел из комнаты, закрыв за собой рассохшуюся деревянную дверь. – …Смотрите, смотрите, почтеннейшие, вот подлинный цветок для внутренних покоев! Его вертели сильные цепкие пальцы, другие руки тянулись к лицу и одежде. В комнате сидело много народу – в дорогих шелковых и парчовых халатах, с драгоценными камнями на чалмах. Один старик с тонкой седой бородкой взял с блюда кусок халвы, поманил Дуада и сунул ему халву в рот. Мальчик послушно принял лакомство, а старик зачем-то задержал свои пальцы у него во рту – Дуаду пришлось облизнуть их губами, чтобы отодвинуться. Старик почему-то застонал, как от боли, а к Дуаду потянулись еще руки с кусками сладостей. – Разденьте его, – и те же жесткие сильные пальцы принялись быстро снимать с него рубашку. И тут где-то снаружи раздался грохот – видно, колотили в двери. Забряцало оружие, раздался топот кованых сапог. Люди в комнате вскочили с мест и закричали на других людей, в том числе на того мужчину с курчавой бородой, который бил Дуада. Ковер, занавешивавший вход в комнату, отлетел в сторону, и на пороге показались воины в снежно-белых кафтанах и серых накидках поверх кольчуг. Их было много, и те, кто был в комнате, вложили в ножны свои кинжалы. Из-за спин воинов вышел человек в шелковом кафтане цвета голубиного крыла. На нем не было кольчуги, а у пояса висела прекрасная джамбия с рукоятью из рога носорога. Посмотрев на Дуада, этот человек сказал: – Именем повелителя верующих, я забираю этого мальчика. И бросил к ногам курчавобородого звякнувший кошелек: – Здесь сто динаров. – Это грабеж! Мальчишка стоит больше! Человек в голубином кафтане холодно улыбнулся: – Возможно, это и так. Но скажи мне, почтеннейший, как ты сможешь распорядиться деньгами, если тебя повесят на площади за укрывательство сына мятежника? В комнате повисла тишина, и курчавобородый лишь молча поклонился. Тогда человек с красивой джамбией сказал: – Я знаю – здесь еще двое из Бени Умейя. Из задней комнаты вывели голенького мальчика – ему было всего четыре года. Дуад утешал его, как мог, когда тот плакал и звал маму. Еще вывели высоченного Салиха. Салиху было аж одиннадцать, и на нем, как и на Дуаде, оставили одежду. Человек с джамбией кивнул, и Салиха тут же начали связывать. Впрочем, к Дуаду и Ахфашу – так звали малыша – тоже подошли два воина с веревками. Ахфаш заревел. – Я Дуад ибн Умейя! Куда вы нас ведете? – закричал Дуад, пытаясь вывернуться из рук воинов, скручивающих ему локти. Он бестолково дрыгался в чужих сильных руках и все оглядывался на Салиха – тот-то почему молчит и позволяет вязать себя, словно барана? Человек в голубином кафтане наклонился к нему, посмотрел в лицо и сказал: – Туда, где тебе будет лучше, чем в рабстве, о сын рода Умейя. Тут на голову Дуада надели плотный джутовый мешок, и больше он ничего не видел. …Повозку трясло на камнях. Дуад попытался пошевелить занемевшими пальцами – стянутые веревкой грудь, локти и запястья сводило болью при каждом вздохе, а дышать было тяжело. Рот ему забили тряпкой, да еще и стянули его же поясным платком, а сверху надели все тот же джутовый мешок. Щиколотки тоже спутали. На дне фургона рядом с ним кто-то лежал – тоже на боку, потому что Дуад явно упирался носом в чью-то спину, а при толчках заваливался на кого-то постанывающего и тихо плачущего. Со всех сторон слышались шмыганья и тяжелое дыхание. Дуад слышал мерный перестук копыт и фырканье лошадей – фургон раскачивало и трясло на ухабах. Ехали быстро. Откуда-то справа доносился звук текущей воды. Слышались чьи-то голоса: – Быстрее!.. Быстрее!.. Не успеете до рассвета к устью – придется караулить эту ораву еще целый день! Дуад похолодел: он все надеялся, что сторожившие и приносившие им в подвал еду воины молчат и отводят глаза из-за чего-то другого. Теперь он понял – их везут к плавням Ваданаса, туда, где река впадает в озеро Джейхан. У мальчика больше не оставалось никаких сомнений, зачем они туда едут. Дуад в отчаянии начал рваться в путах – совершенно бесплодно, впрочем. …Топот идущих галопом коней слышался совсем ясно. Не одна лошадь – несколько, копыта дробно молотили в камни дороги. Топот поравнялся с их фургоном, и Дуад про себя взмолился: «О Всевышний! Пошли нам помощь! Пусть эти всадники спасут нас! Пожалуйста, вы, те, кто едет мимо! Пожалуйста, спасите меня! Спасите нас! Спа-сии-и-те!!» По лицу у него давно текли слезы, мешок под щекой весь промок. Конечно, никто их не спасет. Глупость какая… Топот прекратился. Лошадь, которую явно осаживали удилами, заржала и замолотила копытами. Фургон остановился следом, заржали кони, повозку тряхнуло. Кругом заорали и забегали: – Эй! Эй! Что такое? Чего встали? Эй, а вы что тут делаете?! Лошадь топталась совсем рядом с фургоном, звенело оружие: – А ну проезжай! Пошел прочь, я сказал, грязный деревенщина! Проезжай, я ска… Человек снаружи не успел договорить – что-то коротко свистнуло. И человек захрипел. Дуаду уже приходилось слышать такой хрип. Так выходит воздух из рассеченного горла. – Бросай оружие! Шайтан!.. И тут Дуад похолодел. Потому что снаружи раздался голос, который он слышал раньше. В масджид. Нечеловеческий, звенящий бронзой голос: – Кто вы такие? Куда вы направляетесь и что в этих фургонах? – Сейид… – кто-то потрясенно выдавил из себя. – Я что, тихо спрашиваю? Еще перестук копыт и звон металла. Голос, подгонявший возниц к устью, теперь звучал почтительно и испуганно: |