Книга Заколдованная Элла, страница 36 – Гейл Карсон Ливайн

Я едва не вскрикнула. В первый же день в доме мамочки Ольги прачка подбила глаз горничной.

Тогда подала голос Мэнди:

— Мне нужна судомойка. Девочку я знаю. Она упрямая, но учиться умеет. Ваше сиятельство, позвольте мне ее взять.

Мамочка Ольга питалась Мэндиными деликатесами со дня свадьбы, и порции все росли и росли. Пожалуй, сейчас она уже созрела до того, чтобы выдать Мэнди пятьдесят судомоек, лишь бы ей угодить.

— Неужели тебе нужна эта упрямица?

— Я ее беру, — сказала Мэнди. — Сама она ничего для меня не значит, но я любила ее мать. Я научу ее стряпать, а ваше сиятельство — чему душа пожелает, но чтобы никто ее пальцем не трогал, если ваше сиятельство понимает, о чем я.

Матушка Ольга выпрямилась во весь рост и во всю ширь:

— Да ты мне угрожаешь, Мэнди!

— Как можно, сударыня. У меня и в мыслях не было. Я дорожу своим местом. Просто, видите ли, все лучшие повара и кухарки в Киррии — мои друзья, и случись что с девчонкой, прямо и не знаю, кто будет для вас готовить…

— Я не позволю ее баловать.

— Баловать? Да я задам ей столько работы, сколько она в жизни не делала, а за это у вас будет хорошая кухарка.

Отказаться от такого предложения было невозможно.

* * *

Ближе к полудню на второй день моей работы к нам в кухню заявилась Оливия.

— Я голодная, — заявила она, хотя после завтрака прошел всего час. — Сделай мне гоголь-моголь.

Мэнди начала отмерять ингредиенты.

— Нет, пусть Элла сделает. — И встала у меня над душой, глядя, как я взбиваю белок. — Разговаривай со мной.

— Что мне тебе сказать?

— Не знаю. Что хочешь.

Я рассказала ей сказку про горбоносого принца, который влюбился в курносую принцессу. Сказка была и смешная, и грустная, и я любила ее рассказывать. Мэнди, занятая стряпней, вздыхала и хихикала в нужных местах. А Оливия просто молча слушала, неотрывно глядя мне в лицо.

— Еще расскажи, — потребовала она, когда я объявила, что вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец (иначе она, подозреваю, не поняла бы, что сказка кончилась).

Я рассказала «Красавицу и чудовище». Во рту пересохло. Я налила себе воды в чашку.

— Дай мне тоже, — сказала Оливия.

Я налила и ей. Неужели мне всю жизнь придется удовлетворять ее… ее… ее аппетиты?!

— Еще сказку, — сказала она, допив. И повторила это и после «Рапунцель», и после «Пряничного домика».

Но после легенды о царе Мидасе я опередила ее и спросила, понравилась ли ей сказка.

Оливия кивнула, и я попросила ее сказать, про что она.

— Один царь умеет все превращать в золото и живет долго и счастливо. Еще хочу.

Это не приказ.

— Я больше не знаю.

— Хочу деньги. — Похоже, Мидас не шел у нее из головы. — Отдай мне свои деньги.

Отец перед отъездом оставил мне всего несколько джеррольдов, и я рассчитывала сберечь их на крайний случай.

— Разве ты не хочешь, чтобы Элла сделала тебе гоголь-моголь? — вмешалась Мэнди. — Ты вроде бы есть хотела.

— Нет! Хочу ее деньги! — Оливия повысила голос.

Мэнди не сдавалась:

— Зачем богатой девице вроде тебя жалкие сбережения судомойки?

— Чтобы стать богаче. У мамы с Хетти всего гораздо больше, чем у меня. — Она скуксилась. — Так нече-е-естно!

Сердце у меня заныло и от попыток ослушаться, и от ее скулежа. Я оттолкнула миску.

— Пошли.

Деньги были у меня в комнате, на самом дне ковровой сумки. Я вытащила их, не дав Оливии посмотреть ни на волка работы Агаллена, ни на хрустальные башмачки. Насколько они ценные, Оливия не сообразит, но может проболтаться Хетти или мамаше.

У меня было только три серебряных джеррольда — хватит на ночь в гостинице или на несколько обедов. Оливия пересчитала их два раза.

— Надо спрятать. — Она зажала монетки в кулаке и протопала прочь.

Я осталась без гроша — меня лишили даже того, что могла бы мне обеспечить горстка мелочи.

Я просидела на кровати четверть часа, наслаждаясь покоем и напрасно пытаясь выдумать, как избавиться от проклятия. Затем вернулась в кухню помочь Мэнди со стряпней. Там уже торчала Оливия.

— Поговори со мной, — потребовала она.

* * *

Вечером был прием, призванный утешить мамочку Ольгу в разлуке с отцом. Мне было велено вымыть перед приходом гостей пол в зале, и мамочка Ольга то и дело приходила дать мне указания.

— Встань на четвереньки и добавь в воду щелоку. Он лучше всего отмывает.

Я окунула руку в ведро, и кожу страшно защипало. Я выдернула руку.

— Не копайся! Прием будет сегодня, а не через неделю!

На работу у меня ушло три часа, но не прошло и часа, как я стерла костяшки пальцев в кровь. То и дело мимо проходили другие слуги. Кто-то кривился, кто-то смотрел с сочувствием. Когда мамочка Ольга зашла в очередной раз проверить, достаточно ли я усердна, с ней пришла ее камеристка Нэнси. Она встала за спиной у мамочки Ольги и жестами изобразила, как надевает ей ведро на голову.

— Что тебя так забавляет? — вопросила мамочка Ольга.

Я покачала головой и стерла с лица улыбку.

Наконец я все вымыла. Мало того что руки были все в крови — я натерла коленки, и спина у меня болела. Мне отчаянно хотелось быть настоящей служанкой — настоящие вправе уволиться и найти себе другое место.

Я вернулась в кухню помогать Мэнди. К счастью, она была одна. Увидев меня, она бросилась к шкафчику с травами и мазями и вытащила оттуда горшочек бодрящего снадобья.

— Сядь, лапочка. Сейчас будешь как новенькая.

Ее зелья творили чудеса, а главное — за обедом мне удалось отомстить. Мэнди посыпала петрушкой тридцать порций филе трески, и Нэнси собиралась подать их гостям.

— Стой! — Я метнулась к шкафчику с травами. — Вот. — И посыпала одну порцию молотым страстоцветом. — Эту подай моей мачехе.

— Зачем?.. — испугалась Нэнси.

— Не надо, — вмешалась Мэнди. — Ее сиятельство захрапит носом в тарелку прямо при гостях, а отвечать мне.

— А, только-то? Поделом ей. — Нэнси схватила тарелку и упорхнула.

— Умница, Нэнси! — улыбнулась ей вслед Мэнди и подмигнула мне.

Ужин был в самом разгаре, когда двум лакеям пришлось оттащить мамочку Ольгу в кровать. Но праздник продолжался: гвоздем вечера были танцы. Я все видела: Хетти потребовала, чтобы я следила за камином — пусть все увидят, какая я грязная, вся в золе и саже.

Поздно вечером, раздеваясь у себя в комнате, я задумалась о побеге. Мэнди соглашается колдовать только по мелочи, мне этого не хватит. А Чар уехал за тысячи миль — и вообще негоже ему знать о моих бедах.