Онлайн книга «Хейсар»
|
— Не спишь? — Неа… — Зря… Судя по голосу, она опять пребывала в благодушном настроении. И думала о чем угодно, но не о будущем разговоре со своим опекуном. — Ворота открывали… — пытаясь заставить ее задуматься, угрюмо буркнул я. — В начале часа волка… — И что? — лениво приоткрыв левый глаз, поинтересовалась она. — А то, что Неддар Латирдан уже тут! По губам Мэйнарии скользнула легкая улыбка: — Кром, я отдала тебе свое Слово и поклялась в этом кровью рода! Неужели ты думаешь, что я нарушу ТА КУЮ клятву? — Нет, не думаю. Просто… — Тогда перестань забивать себе голову всякой ерундой… — перебила меня она, подвинулась ко мне поближе и ласково прикоснулась пальчиком к шраму на моей щеке. — Я — твоя, понял? В последних словах и прикосновении было столько нежности, что с моих враз пересохших губ сорвалось совсем не то, что я собирался сказать: — Я тебя люблю… — Я — тоже… — ответила Мэй. Потом слегка покраснела и, зачем‑то прикрыв глаза, тихонечко поинтересовалась: — Как ты себя чувствуешь? Чувствовал я себя очень даже неплохо. Если не считать никуда не девшейся сухости во рту, постоянного голода, порядком надоевшей слабости и почти не прекращающегося зуда в заживающих ранах. Плечо почти не тянуло, ну а бедро начинало ныть только тогда, когда я вставал или ложился. Поэтому я с чистой совестью сказал, что хорошо. Как оказалось, зря — услышав мой ответ, Мэй обиженно выпятила губу и горько вздохнула: — То есть тебе совсем — совсем не холодно, да? Я недоуменно нахмурил брови, заглянул ей в глаза, увидел в них искорки сдерживаемого смеха и понял, на что она намекает. В голове тут же помутилось, а сердце заколотилось так, как будто пыталось проломить грудную клетку. — Холодно… Очень… — «зябко» поежился я. И сделал вид, что собираюсь закутаться в одеяло. Мэй дернулась, приподнялась на локте, потом сообразила, что и я ее поддразниваю, и облегченно перевела дух: — Ты меня напугал! — Прости… — улыбнулся я. — Я пытался тебе подыграть! — Не прощу! — перебила меня она, грозно нахмурилась и… юркнула ко мне под одеяло! Чтобы через мгновение, осторожно прижавшись к моему боку, испуганно спросить: — Так не больно? Я отрицательно помотал головой и, дурея от собственной наглости, приобнял ее за плечи: — Нет… Она прижалась ко мне еще теснее, потерлась щекой о мою грудь и задумчиво уставилась мне в глаза: — Знаешь, а ведь я, кажется, сошла с ума! — Почему? — Вот смотри: я — твоя половинка! То есть чувствую твою боль и твою радость, радуюсь, когда радуешься ты, расстраиваюсь, когда тебе плохо, и чувствую себя счастливой только рядом с тобой. Казалось бы, здорово, правда? Ан нет — всего этого мне МАЛО! Мне хочется стать тебе еще ближе — так, чтобы ты мог слышать мои мысли и чувствовать мои желания, а я, соответственно, могла слышать и ощущать твои… Представляешь? Я представил и ужаснулся: если бы она действительно могла слышать мои мысли, то, наверное, сочла меня похотливым животным — я сгорал от жара ее тела и представлял ее обнаженной! — Хочешь, скажу, о чем я сейчас думаю? — не дождавшись моего ответа, спросила она. — Угу… — О том, что ты был прав: когда любишь, чувствуешь не кончиками пальцев, а всем телом. Вот сейчас я бы, наверное, сошла с ума от счастья, если бы ощущала тебя не через ткань ночной рубашки, а ко… — она вдруг прервалась на полуслове, приподняла голову, посмотрела на меня расширенными зрачками и хрипло выдохнула: — А что мне, собственно, мешает это сделать? Ни — че — го!!! Отодвинулась. Осторожно, чтобы не потревожить мои раны. Села. Торопливо стянула с себя рубашку. Тряхнула распущенными волосами и повернулась ко мне: — Да, я сошла с ума! Но мне это нравится… Минуты через две я понял, что с ума сошла не только Мэй — мой бок горел от жара ее груди и живота, левая рука, потеряв всякий стыд, ласкала ее плечи, спину и поясницу, а губы отрывались от ее губ только для того, чтобы мы могли перевести дух. Или заглянуть друг другу в глаза. Впрочем, промежутки между поцелуями становились все короче и короче, взгляды — все безумнее. И в какой‑то момент, окончательно перестав соображать, я перевернул Мэй на спину и поцеловал ее в призывно торчащий розовый сосок. Вместо того, чтобы меня оттолкнуть, она вцепилась руками мне в шею, потянула на себя, и я, пытаясь на нее не упасть, был вынужден упереться правой рукой в кровать. Плечо, живот и бедро прострелило так, что потемнело в глазах. В прямом смысле этого слова — я ненадолго потерял сознание и пришел в себя лежащим на спине с закушенной от боли губой. — Плечо закровило! Слава Барсу, не сильно… И запястье — тоже… А бедро и живот, кажется, в порядке… — виноватым голосом сообщила Мэй, закрыла ладошками лицо и горько вздохнула: — Прости меня, пожалуйста: вместо того, чтобы помогать тебе выздоравливать, я тебя калечу! — Ты помогаешь! Правда! — улыбнулся я, стараясь смотреть не на ее тело, прикрытое лишь распущенными волосами, а в глаза. — Как говорят лекари, «лечит не отвар, а желание выздороветь», значит, целуя меня, ты добавляешь мне этого самого желания… — Это не руководство к действию, а шутка! — возмущенно воскликнула она. — Нет, не шутка! Знаю по себе: если очень хочешь выжить — выживешь… — Желания, говоришь? — задумчиво сказала она, потом хитро прищурилась и выпятила левую грудь: — Хочешь поцеловать ее еще раз? Я торопливо кивнул, облизнул пересохшие губы и… напрягся: по лестнице кто‑то поднимался. БЕГОМ!!! Увидев, что желание в моем взгляде куда‑то пропало, Мэй повернулась к двери, прислушалась и… через миг оказалась под одеялом: — Куда это они? — Кажется, к комнате Тарваза… — А почему бегом? — Не знаю… — Мне это не нравится… В это время до на с донесся приглушенный расстоянием и двумя дверями рык, а потом — звук удара. То ли по столу, то ли по стене. Я нахмурился и на всякий случай переполз поближе к краю кровати, чтобы в случае чего было удобнее хватать чекан. Не прошло и пяти минут, как та же парочка пробежала обратно, а сотней ударов сердца спустя со двора донесся частый перезвон тревожного колокола. — Одевайся! Быстрее! — выдохнул я, встал с кровати, кое‑как натянул на себя ансы, покосился на нагрудник и, решив, что двигаться в нем пока не смогу, взял чекан левой, здоровой, рукой. К моему удивлению, вместо того, чтобы попытаться вернуть меня в кровать, Мэй торопливо оделась и обулась, лентой, обычно вплетаемой в лахти, стянула волосы в хвост и бодрым шепотом сообщила: |