Книга Стихийное бедствие, страница 32 – Валентина Мельникова

Человек долго и бесстрастно разглядывал арестованных, затем, почти не повернув головы, произнес в темноту за своей спиной:

— Дурак! Они мне нужны поодиночке. Уведи вот этого!

Он ткнул авторучкой в Максима, и того немедленно вывели из кабинета и вновь водворили в камеру.

Щелкнул ключ в замке, и Максим остался один.

Опустившись на матрац, он стал размышлять о том, что может с ним произойти, если он попадет в руки молодчиков Садыкова. Но это странным образом его почти не беспокоило. А вот саднящее чувство вины, которое он испытывал с того самого момента, когда в порыве отчаяния сообщил службе охраны гостиницы, что Ксения стащила у него бумажник, стало еще сильнее. Он ощущал необъяснимое волнение. И стоило ему подумать, что Ксения наверняка еще жива и, вполне возможно, вспоминает прошедшую ночь и то, что произошло между ними, как Максима затрясло словно в лихорадке, на лбу выступил холодный пот. Он выругался шепотом, но без прежней злости, потому что понял, как сильно ему хочется вновь встретиться с ней, живой и здоровой. Только вряд ли он доживет до рассвета, если Садыков узнает, что за птица залетела в его клетку. Одна надежда на Рахимова…

Максим прислушался. Похоже, пушки не возобновляли стрельбы, и он не имел представления, где сейчас находятся войска оппозиции. Если Рахимов в самом скором времени не захватит Ашкен, Максима в лучшем случае расстреляют, в худшем — он повторит судьбу Мамедова. Но есть и третий вариант: погибнуть под развалинами, когда начнется землетрясение.

Внезапно он почувствовал страшную усталость.

Казалось, если не заснет сейчас, то сойдет с ума.

Максим не стал противиться организму, вытянулся на матраце и заснул.

Его грубо разбудили, когда серый рассвет забрезжил в оконце под потолком и в камере стало немного светлее. Снова повели по коридору и грубо втолкнули в ту же самую мрачную комнатенку с грязными стенами. Ташковского в ней не было, а сидящий за столом человек вытер лоснящуюся физиономию носовым платком и улыбнулся:

— Входите, господин Богуш. Присаживайтесь.

Это звучало не как приглашение, а как приказ.

Максим сел на жесткий стул и положил ногу на ногу, попытавшись сделать это как можно более непринужденно. Человек едва заметно усмехнулся и заговорил по-русски почти без акцента:

— Я — следователь военной прокуратуры, Нураев. Как вы находите мой русский, господин Богуш?

Я ведь преподавал его почти десять лет, пока не за кончил в Ашхабаде юридический факультет университета.

— Прекрасный русский, — пожал плечами Максим.

— Очень приятно, — улыбнулся следователь, продемонстрировав целый ряд золотых зубов. — Надеюсь, мы поймем друг друга. Когда вы последний раз встречались с генералом Катаевым?

— Я слишком мелкая сошка, чтобы встречаться с генералами, — усмехнулся Максим.

— А с Верьясовым? Советником посла Сергеем Верьясовым?

— Тем более. Я просто не знаю такого человека.

Нураев смерил его тяжелым взглядом исподлобья и перевел его на лежавший перед ним лист бумаги.

Не поднимая глаз, спросил:

— Когда вас завербовала американская разведка?

— Черт возьми! — взорвался Максим. — Что за чепуху вы несете, милейший?

Нураев резко поднял голову и злобно посмотрел на Максима:

— Значит, вы состоите в российской? Вы русский шпион?

— Вы с ума сошли! Что за бред сивой кобылы?

Какой я шпион?

Нураев снисходительно улыбнулся:

— Интересно, с какой тогда целью вы переоделись в этот халат, Богуш? Но можете не отвечать.

Мы знаем, под чьей крышей вы работаете и что на самом деле из себя представляете. Мы также знаем, что военные с базы тесно сотрудничают с Рахимовым, чтобы свергнуть законное правительство Фархата Арипова.

— Почему ж тогда мне доверили монтировать охранную сигнализацию в президентском дворце? — Максим окинул Нураева скептическим взглядом. — Или вам по какой-то причине именно сейчас понадобился козел отпущения в виде российского шпиона? Решили доказать, что не дремлете и мышей пока ловите?

Нураев скривился в улыбке:

— Вы очень крупная мышка, гражданин Богуш.

Но по какой-то причине мы лишь вчера получили задание заняться вами вплотную. К сожалению, из-за дипломатического статуса мы не сумели вовремя арестовать некоторых ваших приятелей из посольства. Но наш МИД посылает официальный протест в Москву по поводу их деятельности, несовместимой с законами нашей республики. И ваш дружок Верьясов уже объявлен персоной нон грата. — Нураев вновь щедро блеснул зубами. — Видите, латынь я тоже не забыл. Неплохо для тупого азиата, а?

— Очень подходящее выражение, — заметил сухо Максим, особо не акцентируя, какое именно высказывание Нураева имел в виду.

Нураев вздохнул и смерил его взглядом учителя, взирающего на строптивого ученика.

— Не стоит оскорблять меня, Богуш. Ваш сообщник — этот Ташковский, — одновременно российский и украинский агент, и он уже признался во всем. Хохлы вообще-то слабаки, хотя и очень упрямы, вы согласны?

— В чем он признался? Он такой же шпион, Нураев, как вы — святая мать Тереза! — Максим машинально провел ладонью по столу и ощутил под ней влагу. И, взглянув на ладонь, обнаружил, что она в крови. И тогда он с ненавистью посмотрел на Нураева.

Тот усмехнулся:

— Да-да, гражданин Богуш, он во всем сознался.

Затем следователь вытащил из кожаной папки чистый лист бумаги, аккуратно разложил его перед собой и, подняв ручку, выжидательно посмотрел на Максима:

— Итак, начнем? Когда вы в последний раз видели Верьясова?

— Я никогда не видел Верьясова.

— Когда вы в последний раз видели генерала Катаева?

— Я никогда не видел генерала Катаева, — в тон следователю повторил Максим.

Нураев положил ручку на стол и вкрадчиво произнес, причем глаза его чуть не слиплись, словно от патоки, струившейся из-под тяжелых век.

— Ну что, может, проверим, упрямее ли вы своего сообщника? Или все-таки посговорчивее? Для вас это было бы лучше. Как и для меня, впрочем.

Максим прекрасно знал, что за его спиной стоят двое громил в камуфляже с тупыми, равнодушными рожами. Они стояли неподвижно, не издав ни единого звука за время его беседы с Нураевым. Но Максим чувствовал их присутствие и знал: если поступит приказ, мало ему не покажется. И тогда решил прибегнуть к уловке из арсенала Юрия Ивановича Костина.

— Нураев, — произнес он лениво, — Арипов шкуру с вас спустит за вашу самодеятельность.

Нураев выпрямился на стуле, опустил авторучку на стол и окинул Максима внимательным взглядом, но ничего не сказал.