Книга Стихийное бедствие, страница 64 – Валентина Мельникова

— Но мне нечем было перевязать тебя, остановить кровь… — Ксения дотронулась до его лба. — Смотри, у тебя все лицо в синяках и ссадинах.

— Боже мой! — Максим усмехнулся и прижал ее ладошку к своим губам. — Красавица и чудовище, ты это хочешь сказать?

Она впервые за последнее время улыбнулась:

— Ты и вправду чудовище — издеваешься надо мной, а я чуть не умерла рядом с тобой. — Она дотронулась до его груди. — У тебя остался еще твой маскхалат, но он весь в крови. — Она кивнула в угол комнаты, и Максим понял, что до этого валялся на халате, который больше смахивал на кучу рванья, с торчащими во все стороны клочьями ваты.

Максим огляделся по сторонам. Комната была совсем крошечной и пустой, если не считать ржавого ведра в углу, вероятно для оправления естественных надобностей. Максим посмотрел на ведро, затем, с любопытством, на Ксению. Это было еще одним серьезным испытанием для ее расшатанных нервов. Ведь ей придется справлять нужду в его присутствии. Что касается его самого, то никаких комплексов по этому поводу он не испытывал, о чем и сообщил ей немедленно.

— Ты хочешь прямо сейчас? — растерялась Ксения.

— Ага, — как ни в чем не бывало ответил Максим, — простите, миледи, но я живой человек.

Он подошел к ведру и расстегнул брюки, краем глаза наблюдая, что Ксения села на его халат и из приличия отвернулась. Покончив со столь прозаическим делом, Максим вернулся к ней и опустился рядом.

— Сколько времени прошло, как нас привезли сюда?

— Часа два или три. Может, и больше. Я занималась тобой и не замечала времени.

— Что ж, ситуация ухудшается, — произнес Максим задумчиво, — на помощь наших вояк рассчитывать не приходится. Но как быстро они сделали ноги!

Уму непостижимо. Значит, и вправду говорят, под вором земля горит.

— Максим, они отобрали у меня камеру и кассеты с отснятым материалом, — пожаловалась Ксения. — Весь труд ребят насмарку.

— Если Костин ничего не успеет предпринять, то вся наша жизнь окажется насмарку, — вздохнул Максим. — Представляешь, какая масса воды и грязи обрушится на долину. Я видел на Курилах, что оставляют после себя цунами. А здесь будет похлеще, потому что волна пройдет по желобу ущелья с крейсерской скоростью, захватит воды Пянджа и выбросит это все в долины Афганистана. Представляешь, сколько людей попадет в зону бедствия на этой и на той стороне?

— От нас просто ничего не останется, — горько продолжила Ксения и прижалась к нему. — Никто никогда не узнает, что мы встретились с тобой в этой грязной, вонючей дыре…. — Она обняла Максима за талию и заглянула ему в глаза. — Ты был когда-нибудь женат?

— По-моему, тебя больше интересует, женат ли я сейчас, — рассмеялся Максим. — Не темни, Ксения, спрашивай, не стесняйся.

Ксения вспыхнула, а он подумал: как мало осталось на свете женщин, вспыхивающих от подобных вопросов и предложений.

— Знаешь ли, мне все равно, женат ты или нет. Но когда люди становятся близки, нет, нет, я не имею в виду постельные дела, — заторопилась она, — когда они переживают вместе какие-то серьезные испытания, они просто должны знать друг о друге все. В таких ситуациях люди исповедуются, раскрывают душу, выдают самое сокровенное…

— А если я скажу, что никогда не был женат, а служба у меня была такой, что я встречался с той или иной женщиной год или, самое большее, два, но спал с ней не более десяти раз? Я искренне служил Родине, я искренне верил, что она нуждается во мне, поэтому личное постоянно отходило в сторону… Я пятнадцать лет не видел мать, без меня похоронили отца… А я все убеждал себя, что подобные жертвы необходимы. Я свято верил, что мои умения и навыки будут нужны всегда, пока существует гнусное капиталистическое окружение. И хотя я провел за границей большую часть жизни и мне приходилось участвовать в таких гнилых делах, что Баджустан на их фоне — парк культуры и отдыха, я продолжал верить в коммунистические идеалы. Но потом пришли новые времена, нашу группу бросили на подавление восстания в собственной столице. Мы отказались стрелять в своих, и нас разогнали к чертовой бабушке. В сорок два года я оказался никому не нужен. Конечно, можно было уйти в криминал, в профессиональные костоломы и киллеры, но я привык убивать на войне, а не из подворотни.

— Ты так легко говоришь об этом, словно тебе убить — что в булочную за хлебом сходить, — вздохнула Ксения.

— Но я солдат, а нас прежде всего учат убивать, — усмехнулся Максим, — вы, у себя на телевидении, тоже приложили руку к тому, чтобы опоганить армию и страну, которая всех нас вырастила. Вы пили свободу, как шампанское, и не думали, что может наступить похмелье. Но как раз после шампанского оно самое тяжелое. Так что нахлебались свободы, господа хорошие, до блевотины, а отрыгивается теперь здесь, в том же вонючем Баджустане…

— Максим, не злись. — Ксения взяла его за руку и слегка ее сжала. — Я не хочу думать о политике!

Я не хочу думать о войне! Я примирилась даже с тем, что скоро мы умрем, а я не увижу дочку и маму…

— Так ты действительно не замужем? — Максим больно сдавил ее ладонь. — Ты меня не обманула там, в баре?

— Какое это теперь имеет значение? — Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. — У меня были мужчины, и с ними я встречалась гораздо чаще, чем ты со своими женщинами. И сейчас есть человек, который очень много для меня сделал, и я спала с ним до тех пор… — Она хотела сказать: «Пока не встретила тебя», но все же решила придержать подобные признания и закончила фразу вполне нейтрально:

— Пока не приехала в Баджустан.

— Вы вместе работаете?

— Да, он продюсер моей программы. В принципе неплохой человек, очень мягкий и интеллигентный, но в его присутствии я никогда бы не села на это ведро, — кивнула она в угол, — и потом, он считал меня совершенством во всем, а это очень трудно — поддерживать чьи-то представления на должном уровне.

— Ты говоришь об этом так, словно вся твоя прошлая жизнь была сплошной жертвой?

Максим смотрел на нее мрачно. Он явно думал, что она приукрашивает свои страдания. Он, как и все, видел лишь оболочку той красивой жизни, которая заполнила собой все экраны. Он не верил, что Ксения и вправду страдала в тех жестких рамках условностей и ограничений, в которые ее затолкал Егор. Но будь все по-другому, разве добилась бы она успеха? Ведь сколько умных и смазливых девочек появилось и исчезло, не оставив после себя заметного следа на телевидении. Они предлагали себя направо и налево и спали со всеми, кто мог оказаться полезным, мелькали на светских тусовках в компании знаменитостей… Но…

Ксения вполне могла повторить их судьбу, если бы природа не наградила ее помимо ума и красоты еще поразительной трудоспособностью и целеустремленностью. Она рано поняла, что все в этом мире зависит только от нее самой. Никто никого не ждет, чтобы осчастливить или просто помочь. За счастье надо драться, бороться, сражаться…

И она делала это, как могла. И счастье, хотя нет, скорее удача пришла к ней в виде Егора Кантемирова. Он вовремя поддержал, вовремя помог…