Онлайн книга «1942. Реквием по заградотряду»
|
– Товарищ Сталин знает все и про всех, – серьезно, очень серьезно сказал Никита. – Если он что-то забывает, то ему напоминает товарищ Берия, если ты забыл. Но я говорил не об Иосифе Виссарионовиче. Я говорю о нашем великом вожде Данииле Ефимовиче Орлове, единственном и неповторимом… Это он так шутит, подумал, поежившись, Малышев. Сам старший сержант таких шуток не любил. Пару раз слышал от сослуживцев шуточки о САМОМ и не испытывал ничего, кроме озноба. Ясно, что глупость повторили сослуживцы. Плюнуть и забыть. А если не глупость? Если и в самом деле – враг? Или проверяют его, Малышева, на устойчивость? Как отреагирует: промолчит, потребует заткнуться, сообщит в особый отдел? Малышев тогда рапорт писать не стал, но несколько ночей маялся от бессонницы и разных жутковатых мыслей. – Не боись, Малышев, – засмеялся Никита. – У особой группы и права особые. Вот захочу я назвать товарища Сталина идиотом – и назову. И дураком назову. И… – Хватит, – не потребовал – попросил Малышев. – Не нужно вот так… – Извини, – сказал Никита. – На самом деле извини. – Ничего, – буркнул Малышев, пытаясь прикурить новую папиросу. – Это у всех – нервы. После могилы… Зажигалка стреляла искрами, но огонек не загорался. Малышев чертыхнулся и снова крутанул колесико. – А что – могила? – Да ничего… – огонек вспыхнул, Малышев прикурил и с наслаждением затянулся. – Не знаю как остальным, а я подумал… – Что это в связи с нами покойнички? – Ну… – Что это Орлов их порешил? – Да не знаю я… – И что-то это меняет, если Орлов? – не унимался Никита. – Он от этого станет хуже? Мы же с тобой только что выяснили, что вождю виднее. И нужно либо верить, либо… ну, не знаю… бежать, уходить, стреляться, пока не поздно… Или ты полагаешь, что товарищ Сталин не знал, сколько народу перед войной… – Заткнулся бы ты, Никита, – прозвучало из темноты. – Спать не даете, честное слово… Леонид Ставров отобрал у Малышева папиросу, затянулся, закашлялся и сунул папиросу старшему сержанту обратно. – Как вы этот только курите… – Ставров сплюнул. – Как наждаком продирает. Ничего, Чалый обещал сигарет подбросить нормальных. С табаком, а не хлоркой… – Табак как табак, – обиделся за родной «Беломор» Малышев. – Не нравится – не кури. – Да ладно… Угости папироской, служивый… Малышев протянул пачку, Ставров на ощупь ее нашел, достал папиросу, снова отобрал окурок у старшего сержанта и от него прикурил. Затянулся осторожно. – Слышь, Ваня, – сказал Ставров. – Там на пляже вроде что-то шумнуло… Может, волна, а может, и что другое… У тебя автомат – сходил бы, глянул, что ли… Малышев посмотрел в сторону пляжа. Прислушался. Нет там ничего. Волны шумят – да, а так… – Сходи-сходи, – Ставров хлопнул старшего сержанта по плечу. – Все равно тебе через несколько минут на пост заступать… Твоя очередь. Малышев вздохнул и пошел. – Слышь, Никита, – подождав, пока старший сержант отойдет подальше, сказал Ставров. – Ты бы прекратил это… – Что? – Отцепись от парня, вот что… – Мы просто разговаривали, обменивались мнениями… – А мне показалось, что ты его готовил к вербовке, товарищ лейтенант, – холодно отчеканил Ставров. – Я не люблю вашего брата… Еще с армии не люблю. – Это какого такого нашего брата? – шепотом спросил Никита. – Это ты на что намекаешь? – А я не намекаю, товарищ лейтенант. Я тебе прямо говорю – не лезь человеку в душу. Думаешь, самый умный? Думаешь, можно вот так парня взять и просто с дерьмом смешать? Вожди тебе, значит, не нравятся? – А тебе, значит, нравятся? Ставров взял лейтенанта за ремень, развернул к себе. Никита не сопротивлялся. Прошептал совсем тихо: «Лучше убери руку», и все. Ставров руку убрал. – Мне не нравится, когда человеку, который тебе ничего плохого не сделал, вот так масло кипящее в душу льют. Ты хочешь союзника себе завербовать? Думаешь, раз вы с ним из одного времени, то будет легче? Ты же его против Орлова… – Красиво говоришь… И про масло кипящее – очень доходчиво. А про особую группу ГРУ поговорить не хочешь? Ты-то с каких в ней оказался, Ставров? Это наш простой товарищ старший сержант этих странных вопросов себе не задает, а я задал. Немец с американцем и узбек – это не интернационал. Это – с бора по сосенке. Это – Орлов набрал тех, до кого дотянулся. Какого лешего Рахимов, воевавший против красных в отряде басмачей, стал вдруг бойцом спецгруппы ГРУ? А ты, красавец из далекого будущего, как в наше Главное разведывательное управление затесался? – Никита повысил голос, спохватился и снова перешел на шепот. – А если вспомнить, что сам господин Орлов с советской властью был сильно не в ладах, то и совсем уж странно получается. Ты об этом с Малышевым поговорить не желаешь? Я не знаю, чего там Орлов наплел тебе, Чалому и иностранцам, а Малышеву он просто врет. На что рассчитывает? Не на то ли, что жить старшему сержанту недолго? Операция – важная, ответственная… Иначе – все, пропало человечество… Ты-то в это почему веришь? Тебя на чем зацепил Орлов? Скажи, Леня! Не молчи! Ставров не ответил. – Ну хоть намекни мне – тебе он какие-то доказательства представил? Как-то убедил, что не власти жаждет, не мести проклятым большевикам? Или богатство пытается добыть, путешествуя во времени? Ты сколько раз ходил в прошлое? – Не считал. – Только при мне – раз десять. Так? – Ну, так… – И до моего появления – не меньше, если не больше. Так? – Так. – И чем ты там, в командировках, занимался? Не скажешь? Секрет? Так я тебе скажу. Ты или убивал кого-то, или добывал деньги и ценности. Не так? Ценности и деньги. Ну, и, может, участвовал в вербовке. В судьбе Севки Залесского ты точно участие принял. Но в основном – убивал и добывал. Скажи, что я не прав. Ставров молчал. – Вот так вот, Леня… – засмеялся лейтенант. – Как думаешь, Малышев придет в восторг оттого, что ему врали так долго? – Так это ты из лучших побуждений сержанту глаза открываешь? – Я его вербую, тут ты не ошибся. Нам, простым парням из сорок первого года, лучше держаться вместе… Никита повернулся к приближающемуся Малышеву: – Ну что? – Нет там ни хрена, – ответил Малышев. – Пляж и пляж. Вода светится – это нормально? – Нормально, не бери в голову. – И ладно… А вы бы спать шли, что ли… – Ага. Уже идем, – сказал Ставров. И Малышев остался один. Он прошелся не торопясь вокруг лагеря, выстукивая ладонями марш на прикладе автомата. Повернулся и пошел в противоположном направлении. |