Онлайн книга «1942. Реквием по заградотряду»
|
«Думаешь, мне легко было тебя предать?» Сталин вернулся на свое место и с интересом наблюдал за Корелиным. – Я… – начал Корелин. – Я хотел… «То есть, если бы сейчас у вас была возможность что-то исправить?..» – прозвучало вдруг в голове у Евгения Афанасьевича. «Что произошло – то произошло. История не любит всяких там «если бы»… Согласны?» Корелин не обратил внимания во время разговора на эти фразы. Решил, что это просто фигуры речи. Сталин ждал. – Вам предложили изменить прошлое? – наконец смог выговорить Корелин. – Мне? Прошлое? – улыбка у Вождя получилась искренняя и какая-то озорная, что ли… – Вы полагаете, что… Кстати, а как бы вы поступили в этом случае? Вы – во главе государства, которое сейчас харкает кровью, миллионы граждан которого по вашей вине погибли, искалечены, попали в плен… И вдруг вам предлагают шпаргалку. Вы будете знать, сколько и в каком месте сосредоточено немцами сил, когда они готовятся нанести удар. И вы можете сделать нечто очень важное. Например, предотвратить гибель тысяч людей. Или еще лучше – еще нет войны. Еще полгода до нее, до этой войны… И вам предлагают карты с диспозицией, данные о вооружении, войсках: количество, качество, недостатки… И вам доказывают, что все это – правда. Не знаю как, но доказывают. И что вы будете делать? – А вы? Сталин взял в руки свою трубку, задумчиво покрутил ее в руке. «Он очень устал», – подумал Корелин. Евгений Афанасьевич очень удивился, поняв, что, кажется, испытывает к одному из самых могущественных людей мира – или даже к самому могущественному человеку – нечто вроде жалости. Сочувствия. – Я бы приказал их уничтожить, – тихо произнес Сталин. – Уничтожить… Без расспросов, без сомнений… Их карты и сводки – сжечь. Никому не показывать и самому не смотреть. И никто, находясь в здравом уме, на моем месте не поступил бы иначе. Я много об этом думал. У меня было семь лет. Семь долгих, почти бесконечных лет. Собственно, я сразу понял, как нужно поступить, если такое случится, а все остальное время пытался себя переубедить. Нельзя менять прошлое, ни в коем случае нельзя. Что произошло, то произошло, но если будет возможность изменить будущее – мое будущее? Это такой соблазн… И я горд, что смог его преодолеть. Семь лет пытки. Семь лет. С тридцать пятого года. Что произошло в тридцать пятом, попытался вспомнить Корелин. Что-то произошло ведь… – Да не ломайте вы голову, товарищ Корелин, – махнул рукой Сталин. – Не угадаете. Да и нет ничего конкретного. Просто – цифры, точное время событий. Все отмерено, чтобы я даже случайно невольно не смог ничего изменить. О гибели Куйбышева ничего сказано не было… Зато сообщили дату присоединения Саара к Германии, поведали, когда свастика станет государственным символом Германии. Точно, до копейки – результат парламентских выборов в Британии… Это, кстати, меня убедило больше всего… – В чем убедило? – В том самом, Евгений Афанасьевич. В том самом… Вы помните, что произошло двадцать третьего июля тысяча девятьсот тридцать четвертого года? – Ну… – Ладно-ладно, не нужно, не пытайтесь вспомнить. В этот день я встречался с известным английским писателем Гербертом Уэллсом. Он попросил о встрече, а я согласился. Понимал, что Кремлевским Мечтателем меня не назовут, но встреча с таким человеком в глазах мировой общественности… – «мировой общественности» прозвучало с иронией и легкой насмешкой. – Это было полезно, хотя, конечно, встреча была не такой исторически значимой, как разговор мистера Уэллса с Владимиром Ильичем. Мы беседовали о политике, о классовой борьбе… – Я знаком с содержанием этой беседы, – сказал Корелин. В пересказе той давней дискуссии диктатора с социалистом он не видел смысла. Если там было еще что-то, в официальный отчет не вошедшее, то пусть хозяин кабинета переходит к этому напрямую. – У меня в библиотеке номер семнадцать журнала «Большевик» за тридцать четвертый год сохранился. И не так давно я текст даже перечитывал… – Вот как? И что же вас подвигло? – Хотел освежить в памяти одну цитату, – с некоторым даже злорадством ответил Евгений Афанасьевич. – Собственно, и в первый раз я внимательно ознакомился со статьей из-за того, что в некоторых кругах цитата из нее стала очень популярна. Ваши слова. – Какие именно? Мне действительно интересно. Меня очень много цитируют… слишком много. Часто вырывают цитаты из контекста… Так что же так вас заинтересовало? – Сталин смотрел серьезно и немного напряженно. – Хотя бы приблизительно. О чем? – Я помню дословно, – с самым серьезным видом сказал Корелин. – «Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее». Очень популярная была цитата в то время. Не для собраний, разумеется. – Смешно, – Сталин чуть прищурился. – Действительно – смешно. Ну, а ради какой цитаты вы перечитывали? – «Кому нужен полководец, усыпляющий бдительность своей армии, полководец, не понимающий, что противник не сдастся, что его надо добить? Быть таким полководцем – значит обманывать, предавать рабочий класс», – холодно произнес Корелин. – Перечитывалось в июне прошлого года. Вспомнил, полез проверить – точно. Точно, мысленно повторил комиссар. Теперь – точно все решится. Сталин встал из-за стола, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Корелин протянул руку, взял со стола заточенный карандаш. Сейчас Вождь взорвется. И что будет тогда? Это уже прямое оскорбление. Такой срыв – слабость со стороны Корелина, но терпение у него уже исчерпано. Все – больше он не может да и не хочет вести умные беседы, выискивать в речи собеседника намеки и аллюзии, пытаться понять, чего же именно хочет Сталин. Тот беседовал с Уэллсом? Замечательно. С автором «Войны миров», «Человека-невидимки» и… Корелин удивленно посмотрел на Сталина. Машина времени? Уэллс разговаривал со Сталиным о путешествиях во времени? И еще в пространстве? Есть у англичанина рассказ о люке, позволявшем перейти из одного пространства в другое. Черт! Надо было сразу сообразить… – Я – плохой полководец, – негромко сказал, не останавливаясь, Сталин. – Возможно. Я прозевал удар – не исключено. Ну и кто-то на моем месте сыграл бы лучше? И конечно же кто-то из будущего, зная все наперед, разнес бы войска агрессора в клочья… Да? Не отвечайте, это риторический вопрос. Вы думали, что я обижусь? Я обиделся, да… Но не на вас, на себя… На себя я обиделся – не смог разобраться в куче поступавшей тогда информации и принять верное решение… Вы знаете, сколько сроков начала войны мне сообщали? Вы полагаете, наши генералы мне не повторяли с упорством, что нужно как-то реагировать, что нужно готовить упреждающий удар?.. Малой кровью и на чужой территории. Сколько раз все было взвешено и проверено. Гитлер ведь не дурак, мы все это прекрасно сознавали, что бы там ни писали в газетах. Как он мог решиться нанести удар при таком соотношении сил? Никто не решится. Никто! А он… Он тоже, наверное, не смог выбрать в потоке информации правильную, не поверил, что у нас больше двадцати тысяч танков. Ударил и чуть не победил. Нас с нашим многократным преимуществом. |