Онлайн книга «Путанабус. Наперегонки со смертью»
Но дождался только шума за спиной и выстрелов. Обернувшись, увидел, как из руки любимой жены падает на траву револьвер, а на ее груди, на белом фартуке, расцветает алая роза из артериальной крови. Три вооруженных винтовками человека — по виду мастеровых, продирались через лес к поляне нашего отдохновения. Четвертый падал, схватившись рукой за тонкую березку и зажимая другой горстью себе грудь. Я вскинул карабин. Трое поочередно упали как подломленные, приготовившись удобрить родную землю. Затем боек сухо щелкнул. Патроны в магазине кончились, а набить новый времени мне не оставили. Из леса на нас дружно пер вооруженный народ уже массой. Бросил винтовку, подбежал к жене, услышав от нее последнее: — Прости, любимый… Потом на губах Наташи стала пузыриться красная пена, и глаза ее — синь небесная — застыли, подернувшись свинцовой окалиной. Как в руке оказался «манлихер», я и не заметил. Бил врагов на выбор, как в тире. Семеро пали. Потом патрон заклинило. И над телом убитой жены я сошелся с ними врукопашную, используя австрийский автоматический пистолет как примитивную дубинку, благо ствол у него длинный. Ну, не Джеки Чан я, и не Чак Норис. Подсекли ноги. Навалились массой. Ударили об землю. Сели на руки на ноги вчетвером, а пятый с размаху плюхнулся на грудь, выбив из легких весь воздух. Кто-то крикнул: — Приказано его живым брать!!! Но тот, кто сидел на моей груди, глумливо ухмыльнулся щербатым ртом и ответил невидимому командиру: — Будет он вам живой, но некомплектный. После чего выхватил с поясных ножен бебут и воткнул его мне в правый глаз. Потом — в левый. Дикая боль… Последнее, что я ощутил в этом мире. Мутный молочный свет вместо ожидаемой черной темноты — это все, что я увидел, когда очнулся. Молочный такой сумрак. Матовый. Попробовал дернуться, но тело мое оказалось плотно упаковано. «Плен, — первое, что пришло в голову. — Приехали. Максим Грек. Триптих темперой. „Слепой страстотерпец“, мля, как на иконе». Как же пить-то хочется… Сушняк, как с хорошего такого похмела. Рот как наждачкой обработали. Да, да… Оно самое: вокруг ва-ва, во рту ка-ка, головка бо-бо, денежки тю-тю. Но больше, чем пить, — хочется как раз наоборот. А еще больше хочется определенности. Дернулся еще раз — бесполезно. Скрутили на совесть за все отростки. Как же я теперь отлить-то смогу? Разве что под себя. От нерадостная перспективка… — Мм… — только и смог произнести. Язык опух и еле шевелился. И никто, натурально никто не отозвался на мои потуги к общению. Потом пронзило мыслью: «Плен!» Наташа!!! Суки рваные, всех унасекомлю! Дайте только руки отвязать — всех без яиц оставлю! Внезапное буйство вскипело в душе, и я забился в ремнях, как эпилептик. Всех на тряпочки порву, как фуфайку!!! При этом я по-прежнему ничего не видел, кроме мутной белесой мглы вокруг. Но слух работал хорошо. Стукнуло справа, похоже, как дверью об косяк. Возле меня столпились неясные силуэты. — Мм… — попробовал я ругнуться на них матом. И тут мое тело вдруг обмякло, перестало биться в конвульсиях, а глаза вскоре снова накрыла черная мгла. Все. «Пленка кончилась. Кина не будет…» Кто-то меня робко тормошил за плечо. Голова была чугунная и соображала плохо. Даже ориентация в пространстве куда-то пропала. Нижней частью тела я на чем-то сидел, а верхней — лежал, как поручик Ржевский в салате. Меня приподняли и уложили спиной на какое-то мягкое на ощупь, но почти вертикальное ложе. Голову и лицо стали вытирать мокрой салфеткой. И вообще обращались со мной вопреки ожиданиям бережно и даже ласково. Глаза промыли, и я УВИДЕЛ!!! Увидел перед собой Торпедо автобуса, баранку рулевого колеса, лобовое стекло и желтый капот, упирающийся в огромный дуб. Что за бред! Пока пытался все это осмыслить, меня ворочали, как куклака какого. Осторожно раскрыли рот и сунули туда какую-то таблетку. И тут же поднесли к губам кружку воды. — Жора, выпей это обязательно. Полегчает, — услышал заботливый голос. Пришлось и пить, и глотать. Повернул с трудом голову. Рядом со мной, справа, стояла натуральная пионерка, одетая как во времена Советского Союза на торжественный сбор. В синей юбочке, галстуке красном на белой сорочке и прической в два конских хвоста над ушами. Вот только сиськи были у нее совсем не пионерские. Номер четвертый где-то. — Где Наташа? — спросил я эту пионерку о главном. — Какая Наташа? — переспросила меня та удивленно. — Синевич, — прохрипел этой непонятливой деве. Говорить что-то мешало в гортани. — Наташка! Синевич! — крикнула пионерка куда-то мне за спину. — Греби сюда, тебя Жора кличет. — Зачем? — раздался сзади знакомый звонкий голос баронессы. — Вот ты сама это у него и выясни. — А пионерка-то ехидная оказалась. Секунд через тридцать рядом со мной, сменив пионерку, появилось красивое свежее лицо баронессы Наталии Васильевны фон Зайтц, моей венчанной жены. И соответственно бывшей баронессы. Жива! Слава богу! Сделал неловкую попытку улыбнуться. В ответ Наташка тоже разлепила губы и показала замечательные ямочки на щеках. Но вела она себя совсем не как моя жена. Как чужая девушка на выданье. Я протянул руку, и Наташа взяла ее в свои ладошки, для чего присела рядом со мной на корточки. Наши глаза оказались на одном уровне. Стало легче общаться. Только вот мысли дурацкие какие-то бегали в голове, щекоча мозги, как муха бархатными тапочками. Типа, а когда Наташа успела подстричься? У нее вроде шикарные такие волосы были, длинные. Но сказал другое: — Наташа, я только тебе могу верить. Ты скажешь правду? — Конечно, Жорик, ничего, кроме правды, — охотно откликнулась она на мой вопрос. И смотрит заинтересованно синими брызгами. Как точен был поэт! — Что со мной случилось? — Впился в ее глаза жестким взглядом, чтобы не пропустить, когда по ним станут врунчики бегать. — Тебе просто стало плохо. Ты потерял сознание за рулем, но успел нажать на тормоз, и в дуб мы не врезались. Спасибо тебе за это. А потом Роза дернула ручной тормоз. Вот и все. |