
Онлайн книга ««Коламбия пикчерз» представляет»
– Официальная версия – артиллерийские снаряды, которые оставались в монастыре еще со времен гражданской войны. Немцы при разборке на них наткнулись и… кстати, это вполне вероятно, если учесть историю здешних мест. В гражданскую монастырь сильно пострадал, он подвергся разграблению одним из первых, потом там засела какая-то банда, в общем, много всего он повидал на своем веку. Другой версии просто не было. Хотя… – Хотя? – поторопила я. – Допустимое предположение: кто-то сознательно заложил взрывчатку и взорвал храм. Кстати, если такую версию принять во внимание, могу сказать: сделано это было весьма профессионально. Храм сложился как карточный домик, погребя под собой двадцать пять человек, а церковь по соседству практически не пострадала. То есть занимался этим человек, в таких делах сведущий. – Тщательно спланированное убийство? – присвистнула я. – А мотив? Месть? Но никто из жителей сделать этого не мог, у них ни навыков не было, ни той же самой взрывчатки. – А охрана? – Теоретически, конечно, возможно. Вопрос: зачем им это понадобилось? Оттого официальная версия – об артиллерийских снарядах – кажется мне более вероятной. – А если солдат кто-то об этом попросил или заставил? – Предполагать можно все, что угодно. Только сами подумайте, какова вероятность этого? А почему, собственно, вы этим делом так заинтересовались? – додумался спросить Волков. – Сегодня в монастыре произошел несчастный случай. Наталья погибла. Упала в ваш раскоп и разбила голову о каменную плиту. – О господи! – ужаснулся Волков. – Наташа? Невероятно. То есть я хотел сказать… даже не знаю, что я хотел сказать, – вздохнул он. – Бедная девочка. – Это еще не все. Кто-то написал на кресте, что стоит у монастырской стены, цифру «25». Ведь погибших военнопленных было двадцать пять человек, а взрыв произошел двадцать пятого? – Да, точно. – И деревню спешно покинули двое мужчин с фамилиями Рогожин. А мы слышали, как в гостинице болтали, что Наташа внучка Петра Плещеева, скорее всего одного из бывших охранников. Обстановка в деревне весьма нервная, нас уже попросили съехать. – Наталья – внучка Плещеева? – удивился Волков. – Признаться, я не знал. – А у сестер, что работают в гостинице, мужья погибли в результате несчастных случаев, фамилия их Коноплевы. – Значит, опять несчастный случай, – задумчиво произнес он. – Вот что, наш офис здесь неподалеку. Идемте, я вам кое-что покажу, – кивнул он. И мы отправились в офис. По дороге Волков стал объяснять: – Я этими несчастными случаями давно заинтересовался, с тех самых пор, как впервые приехал в монастырь, примерно три года назад. Не буду вдаваться в детали, почему я вообще обратил на них внимание, скажу главное: меня поразило обилие несчастных случаев, которые происходили вблизи Рождествена, точнее, сначала привлекла внимание дурная слава села. Человек я любопытный, вот и попытался разобраться. Офис располагался на соседней улице, минут через пятнадцать мы уже были в кабинете Волкова. Стол, компьютер на нем, два шкафа, заваленных бумагами, и полки вдоль стены, на которых вперемешку лежали какие-то черепки, осколки камней и прочие малопонятные исторические реликвии. Волков предложил нам присаживаться, а сам долго копался в столе, пока не нашел зеленую папку с завязочками. – Вот, – положил он ее перед нами. – Город у нас небольшой, а я человек общительный, знакомых много, есть и в милиции. Они и помогли мне собрать кое-какие материалы. То, что он нам показал, признаться, произвело впечатление. За последние пятнадцать лет в окрестностях Рождествена произошло тридцать семь несчастных случаев. Народ тонул, разбивался на машинах и прочих транспортных средствах, людей придавливало деревьями, убивало молнией, они замерзали неподалеку от родной деревни, падали с крыш и увязали в болоте. Изучив все это, я вздохнула и, взглянув на Волкова, поинтересовалась: – А что творится по соседству? Например, в вашем городе? – Количество несчастных случае действительно велико, – поняв мою мысль, ответил он. – Что, в общем, объяснимо. Народ здесь пьющий, а вокруг озера, железная дорога, болота и непроходимые леса. Опять же пятнадцать лет – срок немалый. И в среднем приходится по два с половиной несчастных случая на год. Не так уж и много. – Тогда в чем дело? – спросила я. – Вы обратили внимание на повторяемость фамилий? Из тридцати семи человек семнадцать – это Рогожины, Плещеевы и Коноплевы. И все они имеют отношение к Рождествену. Либо жили там, либо родились. Женька заметно поежилась и спросила: – Ты помнишь, что сказала Маша? Они – дети убийц и отвечают за грехи отцов. Это что ж здесь творится? Какой, на хрен, Тарантино? «Коламбия пикчерз» отдыхает. Вот тебе, кстати, ответы на два вопроса. Первый тот, что задала Маша: почему они своих детей отсюда отправляют, а второй – эта надпись на кресте: «25». Двадцать пять погибших – это понятно, а может быть и по-другому: список со знакомыми фамилиями должен увеличиться до двадцати пяти человек. – Подожди, опять ты со своей мистикой. – Мистика или нет, но выходит прелюбопытно. – Сомнений в том, что это несчастные случаи, не возникало? – повернулась я к Волкову. – Ни разу. По крайней мере ни одного уголовного дела заведено не было. Я уставилась в список, пытаясь справиться с сомнением, я очень хотела бы найти внятное объяснение тому, что узнала. Взгляд упал на фамилию в списке: «Петренко Илья Степанович». – Это кто? – спросила я Волкова. – Приезжий. Насколько я помню, рыбачил и утонул в озере. Я посмотрела на дату гибели и протянула бумагу Женьке: – Бьюсь об заклад, это брат нашей Кошкиной. – Кто такая Кошкина? – удивился Волков. Пришлось ему все рассказать. – Она погибла в результате несчастного случая? – переспросил он. – От сердечного приступа. Так считают в милиции. И она дочь того самого Петренко, который служил здесь охранником. А утонувший ее родной брат. – Тогда их уже не семнадцать, а девятнадцать, – покачал головой Волков. – Не надо быть Нострадамусом, чтобы предположить: именно эти четверо охранников были в день гибели немцев в монастыре, – вздохнула Женька. – Я права? Волков кивнул: – Я читал их объяснительные. Рогожин, Петренко, Плещеев и Коноплев. – Вот это да, – сказала Женька, после чего поежилась. |