
Онлайн книга «Другие времена, другая жизнь»
Хольт, мгновенно решил он и сказал в телефонную трубку коротко: — Юханссон. Не слишком ли коротко? Еще обидится…. — Анна Хольт. Надеюсь, не разбудила? — Нет. Значит, ты нашла связь между Штейн и Эрикссоном? — А что, Мартинес уже звонила? — удивилась Хольт. Наверняка Линда, подумала она. Больше некому. А почему ее нет на месте? — Я полицейский, — отрубил Юханссон. — Никто, кроме тебя, не звонил. — Вот как… — Хольт была ошеломлена, и ей с трудом удалось это скрыть. — Мне просто интересно, каким образом… — Задание на дом. — Юханссону вдруг стало смешно. — Для начала подумай: как часто ты звонишь мне по субботам в восьмом часу утра. Потом вспомни, о чем мы говорили вчера. — Теперь догадываюсь… Все правильно, они пересеклись в день убийства. — И ты хочешь получить ее отпечатки пальцев, чтобы убедиться, не навещала ли она его в тот вечер. — Да, — подтвердила Хольт. Выходит, все, что я слышала о нем, правда, подумала она. Только говорить с ним надо по утрам. — Где найдены отпечатки? — На орудии убийства, на рукоятке, самый лучший зафиксирован на сгустке крови Эрикссона. О, черт, мысленно простонал Юханссон. И что я буду делать, если это отпечатки пальцев Штейн? Черт… — Первый апрель — никому не верь! — весело сказала Хольт. — Прошу прощения, шеф, не могла удержаться. Шутки в сторону, неидентифицированные отпечатки найдены на мойке и на дверце шкафчика под раковиной. Как дети! — в сердцах подумал Юханссон, но, разумеется, и помыслить не мог, чтобы сказать это вслух своей сотруднице, которая к тому же и в самом деле на десять лет моложе его. — И в чем загвоздка? — спросил он. Мойка и дверца — это еще куда ни шло. — Ни в чем. Хотела спросить: можно? — Поступай в соответствии с правилами. Мартинес на месте? — На подходе. — Попроси ее организовать все это. Она по части таких дел — дока. Поэтому я и пригласил ее на работу, усмехнулся он про себя. Первым, кого Хольт встретила в столовой, была Мартинес. Она шумными глотками пила холодную воду. — Уф! — выдохнула она и утерлась рукавом. Как там насчет восьмичасового сна? — мысленно поинтересовалась Хольт. — Хорошо выспалась? — невинно спросила она, наливая кофе. — Кругом виновата, — сказала Мартинес. Вид у нее, как ни странно, и в самом деле был виноватый. — Я человек слабый, так что все было как всегда. Кабак и прочее… — Повеселилась? — Хольт протянула ей кружку с кофе. — Какое там!.. Восемь дринков и ни одного приличного чувака. — Я говорила с Юханссоном. Он дал добро на проверку пальчиков. Сможешь этим заняться? Мартинес кивнула и сразу приободрилась. — Запросто! Хоть ночью разбуди, — сказала она. — Только вы с Маттеи должны мне помочь — на случай, если объект начнет шевелиться. — No problem, — согласилась Хольт. Пройтись не помешает, подумала она. Первый настоящий весенний день: солнце, голубое небо, тепло — градусов десять—двенадцать. У Юханссона и его жены биологические ритмы были совершенно различные… Можно ведь применить и такую мягкую формулировку для описания их жизни: он никогда не вставал позже шести утра, а его жена, если только представлялась возможность, могла провести в постели весь день, а о том, чтобы разбудить ее в субботу раньше десяти, и речи быть не могло. Поэтому он успел в тишине и покое принять душ, позавтракать и прочитать обе газеты, прежде чем в половине десятого на цыпочках вошел в спальню. Под одеялом угадывалось некоторое возвышение, из-под подушки, под которую она из каких-то неведомых соображений засунула голову, торчал лишь клок черных волос, а из-под одеяла высовывалась маленькая ступня. — Спишь, дорогая? — спросил Юханссон, который иногда забывал, что он полицейский, и вел себя, как все нормальные люди. — М-м-м-м… — простонала жена. — Я приготовил завтрак, — сказал он. — Жареная свинина и блинчики. — Что?! — Она сразу проснулась. — Первый апрель — никому не верь, — засмеялся он. — Если ты немного подвинешься, найдется и для меня местечко… Опять заснула! — констатировал Юханссон с изумлением. — Вот это да… Пиа, старушка, погода потрясающая. Что скажешь о прогулке на Юргорден? — Не сейчас, — невнятно пробормотала жена. Женщины все как дети, обреченно подумал Юханссон и залез к ней под одеяло. Сначала Мартинес забежала в криминалистический отдел, раздобыла пустую, специально обработанную пивную банку и положила ее в полиэтиленовый пакет. Потом с мобильника, номер которого невозможно было засечь, так же как и определить местоположение звонящего, набрала номер Штейн. Как только та взяла трубку, Линда извинилась, сказала, что ошиблась номером, и нажала кнопку отбоя. После чего она потащила Хольт и Маттеи в гараж. — Возьмем мою тачку, чтобы не бросаться в глаза, — Сказала она и открыла водительскую дверцу замызганной старой машины какой-то японской фирмы, название которой Хольт видела первый раз в жизни. — Поживее, девушки, — поторопила Мартинес, — времени у нас — с комариный сик. — Может, я сяду за руль? — неуверенно спросила Хольт. Восемь дринков… Вряд ли она продышалась, подумала она. — Если охота — садись. — Мартинес пожала плечами. — Ты, Лиза, сядешь сзади, — решила она, окинув Маттеи критическим взглядом, и фыркнула: — До чего опрятна, просто сил нет. Прямо как училка! — Извини. — В голосе Маттеи и в самом деле прозвучала извиняющаяся интонация. — Ладно, сойдет, — великодушно заявила Мартинес. — Во всяком случае, никому и в башку не придет, что ты из полиции. Если понадобится, у меня есть кое-какое барахло в багажнике. Юханссону со временем все же удалось вернуть жену к жизни. Он заставил ее выпить кофе и стакан свежевыжатого сока и потащил на улицу. Погода и в самом деле была замечательная. Они прошлись пешком до Слюссена, сели на морской трамвайчик и доехали до Юргордена. Юханссон прошел на нос. Свежий морской бриз ласкал его норрландские щеки, и он от удовольствия мурлыкал старый мотивчик из репертуара Юсси. [32] Потом они долго гуляли по Юргордену, а назад пошли пешком — по Страндвеген, через Нюбрукайен и Шеппсбрун. Через пару часов они вернулись на Слюссен. У Юханссона было превосходное настроение, и он предложил пообедать в «Гондоле». — Заметано, — сказала жена. В банке она работала среди молодежи, так что жаргон был соответствующий. — Я подыхаю от голода. |