Онлайн книга «Самая черная птица»
|
Сыщик поблагодарил женщину за доброту, но отказался, сославшись на то, что вечером ему непременно нужно вернуться, дабы выспаться в собственной постели. — Мои старые кости, — проговорил он в качестве извинения. Миссис Бреннан улыбнулась, сказав, что понимает его, и предложила гостям чаю. Мужчины отказались и вышли из дома через заднюю дверь. Экипаж находился поблизости. Самая стройная из лошадей нетерпеливо била левым передним копытом по мягкой влажной земле, готовая вернуться в свое родное стойло. Бальбоа помог Хейсу и его другу подняться в ландо. В этот момент из дома торопливо вышел По. Он сказал, что, будучи в стесненных финансовых обстоятельствах, должен немедленно ехать в город. Констебль пригласил его отправиться вместе с ними. Некоторое время ехали молча, каждый был погружен в собственные мысли. Потом По нарушил тишину. — Жаль, что приходится покидать Вирджинию, когда она так больна, — сказал поэт. — Во мне с детства отмечали мягкость характера и склонность к состраданию. Нежность тонкой души так явно бросалась в глаза, что я стал посмешищем среди товарищей. Потом женился и был счастлив обнаружить в своей спутнице свойства характера, сходные с моими собственными. Увы, моя любящая и терпеливая жена страдает сильнее всех. Простите меня, джентльмены, я не знаю, что делать. Хейс и доктор Фрэнсис сочувствовали горю своего попутчика. Оба они, пожилые, чувствительные к холоду, сидели, укрыв колени шерстяными одеялами, но Эдгар, расположившийся напротив, отказался от пледа, несмотря на нервную дрожь. — Знаете ли вы, что, согласно современным научным исследованиям, существует такая вещь, как «духовное притяжение», и вполне вероятно, что самые истинные и сильные из человеческих привязанностей возникают в сердце под действием электромагнитных сил? Писатель стал рыться в кармане и наконец достал оттуда карандаш. — Дарит мне свет, — внезапно выпалил он, — немало бед… Потом умолк и через некоторое время стал нетвердой рукой царапать что-то на обрывках бумаги, которые вытащил из карманов пальто. На востоке начинала заниматься заря. Внезапно вдохновение По иссякло, и несколько минут он сидел, уставившись в пространство, после чего снова занялся своими клочками бумаги. Обращаясь то к одному, то к другому, поэт начал декламировать вполголоса, нараспев: И чахнет душа в тишине. Но Вирджиния, нежная, нежная, юная, стала супругою мне — Но Вирджиния темнокудрая стала подругою мне. О, блеск светил Тусклее был, Чем свет ее очей! Никакой дымок Так завиться бы не мог В переливах лунных лучей, Чтоб сравниться с ничтожнейшим локоном Вирджинии скромной моей, С самым малым развившимся локоном ясноокой супруги моей. Сомненье, беда Ушли навсегда: Милой дух — мне опора опор! Весь день напролет Астарта льет Лучи сквозь небесный простор, И к ней дорогая Вирджиния поднимает царственный взор — И к ней молодая Вирджиния устремляет фиалковый взор. [23] Когда Эдгар закончил, Хейс взглянул на него и спросил: — Вы только что это сочинили? Доктор Фрэнсис к тому времени уже тихонько храпел, и голова его болталась из стороны в сторону. — Что вдохновляет поэта, — провозгласил По, — так это пророческий восторг красоты перед отверстой могилой, главный констебль. Посредством музыки поэзии мы общаемся с ушедшими: с теми, кто покинул этот мир. Он взглянул на спящего врача. — Одна только мысль о близкой смерти жены сводит меня с ума. Простите. Моя жена рано сойдет в могилу. Я это знаю. Знаю, что тьма может поглотить нас. И все же тьма полна движения. Мертвые продолжают жить и, в той или иной форме, возвращаются. Я люблю бродить по лесам. Ненавижу городскую грязь, грохот экипажей. Мне отвратителен невыносимый шум колес, громкие голоса торговцев рыбой и морепродуктами. Кто меня осудит? О, сломан кубок золотой! Душа ушла навек! Пусть горький голос панихид звучит о той, прекрасной, что умерла, скончавшись молодой! [24] Плачьте о моей Вирджинии, сэр, сейчас или больше никогда. И в первых лучах зарождающегося рассвета главный констебль увидел, что на глазах По блестят слезы. Когда они добрались до города, уже настало утро. Хейс осторожно разбудил доктора и высадил его у дома, недалеко от того места, где когда-то жил Джон Кольт. Сыщик и поэт двинулись дальше на юг, мимо открытого коллектора, к жилищу главного констебля на Лиспенард-стрит. Было половина девятого. — Не хотите зайти ко мне, выпить яванского кофе, прежде чем продолжить свой путь? — предложил детектив. По еще прежде сообщил, что намерен отправиться к издателю журнала, в котором когда-то работал. У него возникла мысль попытаться продать ему свое стихотворение о черной птице. Писатель кивнул, принимая приглашение. Он питал страсть к кофе, и мысль о чашке этого ароматного дымящегося напитка в столь ранний час, после бессонной ночи, показалась очень привлекательной. Несмотря на ранний час, Ольга уже проснулась и хлопотала у плиты. В доме было тепло, пахло свежеиспеченным хлебом и варящимся кофе. — А, наш выдающийся читатель и критик, — улыбнулся По, увидев девушку, и добавил мягким, ласковым голосом: — Мисс Хейс, мы снова встретились с вами. У дочери констебля были ровные симметричные черты лица. В свои тридцать два года благодаря ярким умным глазам и гладкой коже она выглядела моложе своих лет, и лишь в каштановых волосах прятались три седые пряди. Отец, строго относившийся к своим отпрыскам, считал Ольгу если не красавицей, то очень привлекательной. — Мистер По, для меня огромная честь принимать вас в нашем доме. Трудно найти большего почитателя вашего творчества, чем я, сэр. Она протянула гостю руку. Писатель поклонился в знак признательности, после чего тяжело опустился за кухонный стол. — Папа, — сказала Ольга, заметив покрасневшие глаза Хейса, — тебе нужно поспать. Хочешь, я приготовлю тебе постель? — Нет-нет, — возразил он. — Я в порядке. Кофе готов, дорогая? |