Книга Одержимый, страница 12 – Мэтт Рихтел

– Я вижу, что на кладбище вы предпочитаете уединение.

– Как вы узнали, что этот коп едва не убил ту девушку из Малайзии?

Я сам проделывал этот трюк достаточно часто, чтобы понять, что она набирала в поисковой строке «Гугля» мои имя и фамилию.

Сунул руку в нагрудный карман. Нащупал маленькую фотографию. Может, она могла оживить память Эрин. Но с другой стороны, Энни могла мне привидеться, и оживлять было нечего.

Я оставил фотографию в кармане. А потом, не видя в этом вреда, рассказал Эрин историю Аравело с самого начала. Несколько моих друзей работали в Центральной больнице Сан-Франциско, куда свозили пациентов со всего города. Они частенько давали мне наводки, если сталкивались с чем-то таким, что могло вызвать общественный интерес, но понять и объяснить случившееся было по силам только журналисту с медицинским образованием.

– Так вы врач? – спросила Эрин.

– Я не практикующий, не имеющий должной квалификации, отставший от жизни выпускник медицинской школы.

– Значит, врач.

Она улыбнулась, казалось, не шевельнув губами. Сняла очки, которые скрывали темно-карие притягивающие глаза.

Я объяснил, что мои друзья-врачи обратили внимание на приток молодых женщин-азиаток, больных СПИДом. Не вызывало сомнений, что все они – проститутки. Оставалось только узнать, где они работали. Как выяснилось, бордели рекламировались в местных газетах под видом массажных салонов, саун, эскорт-служб. Я позвонил в одну такую службу, и мне дали адрес в Сансет-Дистрикт. А уж там принялся за работу. Опросил нескольких проституток, включая Эзлину Хатимар по прозвищу Маргаритка. Всех их доставили из Вьетнама и Малайзии, и проституцией они зарабатывали на будущую свободу.

– А почему они не обратились в полицию? – спросила Эрин.

– Их услугами пользовались несколько копов, и они не знали, кому можно доверять.

– Гребаная полиция, – отвернувшись, пробормотала Эрин.

– Я сам собирался пойти в полицию, но события нас опередили. Я вернулся в бордель, чтобы кое-что уточнить, попал туда сразу после того, как патрульный Аравело избил Эзлину. Не уверен, что она бы выжила, если бы я сразу не занялся девушкой. Ее сутенеры могли и не вызвать «скорую помощь».

– А теперь вы расследуете взрыв в кафе? Собираете материал на новую статью?

Она завела двигатель.

– Куда мы едем, Эрин?

– В Коул-Вэлли. Потом я привезу вас к вашей машине.

Эта была не та Эрин, что убегала из учебного центра. Эта Эрин вела автомобиль легко и уверенно. Точно знала, что делает и зачем.

Она протянула мне шариковую ручку. Одну половину сжевали.

– Что вы можете про это сказать?

– Вы играли ею с енотами.

– Это сделал Энди. Зубами.

Я понятия не имел, кто такой Энди и почему Эрин мне о нем рассказывает.

– Энди покончил с собой две недели тому назад. Они сказали, что он прыгнул с моста. Я бы никогда не подумала, что он способен на самоубийство.

– Кто эти «они», Эрин?

Она покачала головой.

– Энди был вашим бойфрендом?

– Он был добрым и веселым. Он… Двумя месяцами раньше у него… начались жуткие головные боли.

Я заметил, что на заднем сиденье лежат бутылки с водой. Повернулся, чтобы взять две. На сиденье и на полу лежала какая-то одежда, пустые пакеты, смятые листки бумаги. В отличие от Энни Эрин, похоже, не была чистюлей.

– Вернитесь чуть назад, – попросил я, – и расскажите поподробнее.

Не то чтобы меня это интересовало. Просто я понимал, что Эрин нужно выговориться. Вдруг что-то в ее исповеди, я, во всяком случае, на это надеялся, могло помочь мне нащупать связь между Энни и взрывом в кафе, если таковая существовала.

А может, мне хотелось лучше понять Эрин.

Она уже проработала в кафе два года, когда встретила Энди Голдстайна, высокого худощавого парня с гривой золотистых вьющихся волос, которые иной раз выглядели как перекормленное удобрениями растение. Он преподавал в пятом классе частной школы. Иногда заходил в кафе после последнего урока. Шутил, что верит в целебные свойства рутбира.

Энди и Эрин подружились. Вместе ходили в парк для скейтборда, хотя разговаривать там приходилось во весь голос, чтобы перекрыть шуршание колес досок по асфальту. Иногда Энди начинал убеждать детей, что он с Эм-ти-ви и будет рекомендовать самых отчаянных для съемок в готовящемся клипе. У Энди на все были свои теории. Он говорил, что может судить о качестве китайского ресторана по рису. Настаивал, что всех людей можно разделить на две группы исходя из того, как они ведут себя в лифте: на тех, кто только раз нажимает на кнопку нужного этажа, и на тех, кто жмет на нее после каждой остановки лифта. Сильный, уверенный в себе, Энди умел ее рассмешить, и рядом с ним она чувствовала себя совершенно спокойной.

– Когда я была с ним, любой день казался второй половиной воскресенья, – призналась она.

– И как это понимать?

– Чувствуешь себя в достаточной безопасности, чтобы поспать час-другой.

Энди собирался провести школьные каникулы во Вьетнаме и Таиланде, но потом решил потратить время на завершение диссертации, чтобы получить степень магистра. Отношения официантки и посетителя становились все более близкими, но потом Энди начал вести себя очень странно.

– Он несколько недель был… возбужденным, жаловался на усталость. Потом стал раздражительным, злобным. Шипел на меня за то, что я налила в кофе слишком много молока.

Энди знал, что с ним что-то не так. Говорил, что спит тревожно, ему снятся какие-то странные яркие сны.

– Он даже обрадовался, когда начались головные боли. Теперь ему было с чем обратиться к врачам.

Первые анализы не выявили наличия раковой опухоли, но они Энди не устроили. Он пошел на прием к неврологу, у которого была своя методика, и тот обнаружил отклонения от нормы. Эрин так и не узнала, что именно, но по крайней мере появилась надежда.

А двумя днями позже Энди прыгнул с моста «Золотые ворота».

Я попытался вспомнить все, что знал по психологии и неврологии. Раздражительность. Яркие сны. Суицидальные тенденции. Свидетельство психоза или шизофрении? Я помнил, что такие симптомы чаще всего встречались у людей, переваливших за тридцать. Но как-то они не вязались со всем остальным, рассказанным мне Эрин.

Не удивляло разве что место, выбранное для того, чтобы свести счеты с жизнью. Мост этот пользовался огромной популярностью у самоубийц. В мэрии Сан-Франциско даже говорили о том, чтобы поставить на мосту ограждение. Но критики заявляли, что обойдется оно в кругленькую сумму и будет мозолить глаза. Эти аргументы заставляли меня задуматься, а есть ли у жителей Сан-Франциско право утверждать, что головы у них не такие пустые, как у лосанджелесцев.