Книга Тайна совещательной комнаты, страница 56 – Леонид Никитинский

— Нет, — решительно сказала адвокатесса.

— Нет, — эхом отозвался подсудимый и встал в аквариуме.

Этот свидетель, тщедушный с виду, но весь из жил, в синем каком-то балахоне, похожем на больничную пижаму, появился не из коридора, а из двери служебной лестницы, откуда его после короткой паузы ввели два конвоира и подтолкнули к трибунке, оставшись чуть сзади.

— Ну, может, наручники все-таки снять? — спросил судья, — Неудобно же как-то так перед присяжными, уж знаете ли уж.

— Не положено, ваша честь, инструкция, — сказал один из конвоиров, поняв, что вопрос этот может быть адресован только к нему, и отвечать больше некому.

— Ну, если инструкция… — протянул Виктор Викторович, бросив взгляд на присяжных.

Инструкцию он, конечно, и сам прекрасно знал.

— Ваша фамилия, имя, отчество, род занятий.

— Балабанов я, Павел Игнатьевич. Честный зэк.

— Идите распишитесь, честный зэк. Сумеете расписаться в наручниках?

— Я в них даже побриться могу, — сказал заключенный, которого подвели к столу.

— За что отбываете наказание?

— Статья…

— Попросите его расшифровать, ваша честь, — напомнила Елена Львовна с места, — Присяжные не обязаны знать номера статей Уголовного кодекса.

— Да уж, пожалуйста уж, человеческим, значит, языком, — сказал судья.

— Убийства, бандитизм.

— И… — с места подсказала адвокатесса.

— Изнасилование, — сказал зэк и с вызовом посмотрел на присяжных.

Большинство из них отводило глаза от этого зрелища, только Анна Петровна разглядывала его с выражением ужаса, думая, наверное, о судьбе сына.

«Плохо! — записала Лисичка в своем блокнотике. — Со следующей коллегией хотя бы без наручников, все-таки прокурорские — идиоты».

— И что же вы нам можете пояснить, свидетель? — спросил Виктор Викторович, который решил сам вести допрос. — Вы знакомы с подсудимым?

— Знаком, — Балабанов с усмешкой посмотрел в сторону клетки.

— При каких обстоятельствах вы познакомились?

— Мы познакомились в четвертой камере изолятора временного содержания на Петровке в конце марта две тысячи третьего года, числа не помню.

— И что же нам может пояснить этот свидетель? — спросил судья у прокурорши.

— Он может дать показания о том, что подсудимый рассказывал ему в камере об убийстве Пономарева, ваша честь.

— Ну, пересказывайте.

— Он говорил мне, что Пономарев собирался кинуть его по деньгам, и он принял решение его убить. Я уже рассказывал следователю.

— Врешь! — крикнул Лудов, теряя свое обычное хладнокровие и чуть не бросаясь на пуленепробиваемое стекло. Он уже не напоминал в своем аквариуме медлительную рыбу, а похож был, скорее, на щелкающего пастью крокодила.

— Тихо, подсудимый! — прикрикнул судья, — Послушаем дальше. И что же?

— Ну, он его и убил. Где-то на даче. Какой-то китайской штуковиной усыпил, не помню, как называется, он мне говорил. Потом облил все бензином из канистры и поджег. Я сейчас уже подробностей не помню, он же это мне давно рассказывал.

Зябликов то старался не смотреть на прокуроршу, чтобы как-нибудь не выдать ее и себя, то, наоборот, пытался встретиться с ней глазами, но у нее сейчас как будто и не было глаз, а были вместо них серые оловянные пуговицы, и она их наставила на свидетеля, как удав. Старшина повернул голову чуть вбок и посмотрел на Кузякина — тот глядел на Лудова, метавшегося в клетке.

— Позвольте, я оглашу показания свидетеля на предварительном следствии, — поднялась из-за стола с томом в руках прокурорша, — Они очень подробные.

— Не надо! Потом огласим, будет время. Вот отправим этого свидетеля сейчас обратно в изолятор, чтобы не задерживать конвой, а там и огласим… Недельки через три, когда получим ответ из поликлиники, мы же договорились, вы забыли? — сказал Виктор Викторович, — У защиты есть вопросы к свидетелю?

— Да, ваша честь, — поднялась невозмутимая адвокатесса, — Скажите, свидетель, вы сейчас-то где должны находиться? Вы в какой колонии отбываете срок?

— Исправительное учреждение номер…

— Не надо номер; это где?

— Город Котлас Архангельской области, — сообщил свидетель.

— Неужели вас для дачи свидетельских показаний специально этапировали? — всплеснула руками Елена Львовна. — Поездом, наверное, это же тяжело?

Свидетель вопросительно посмотрел почему-то на прокуроршу.

— Я считаю, что этот вопрос надо снять, он не имеет значения, — сказала она.

— А я спрашиваю: поездом? В специальном вагоне? — продолжала адвокатесса, не давая времени судье отвести ее вопрос. Но он и не сделал такой попытки.

— Самолетом из Котласа под конвоем.

— Я не понимаю, какое это все имеет отношение к показаниям свидетеля. Я прошу прекратить эти вопросы, — снова сказала прокурорша.

— Вы поддерживаете ходатайство прокурора, Виктория Эммануиловна? — спросил судья с подчеркнутой вежливостью.

— На усмотрение суда, — бросила представитель потерпевшего, предоставляя своей подружке в кителе отдуваться уж самой.

— Вот видите, даже потерпевший в целом не возражает. Продолжайте.

— Так вас обычным гражданским рейсом доставили?

— Ну, гражданским, с пересадкой в Архангельске, в наручниках в первом салоне.

— Понятно. А как же вы оказались на Петровке в марте две тысячи третьего года, в изоляторе временного содержания? Разве вас после приговора не в колонию должны были сразу направить?

— Откуда я знаю? — с вызовом сказал Балабанов, — У ментов спросите. Сунули в воронок и куда-то повезли. А я почем знаю? А там этот… — Он повернулся к клетке.

— Врешь! — закричал, опять не выдержав, Лудов, чьи очки, съехавшие на нос, царапались о пуленепробиваемое стекло, — Ты убеждал меня дать явку с повинной, говорил, что меня тогда под залог отпустят!..

— А ты кто такой? — презрительно процедил свидетель, — Сиди там молчи.

— Да ты подсадной! Тебя же в камере опустят! Я в твой Котлас маляву пошлю!

— Да тебя самого опустят!..

— А ну-ка уведите этого, — брезгливо кивнул судья на свидетеля конвою, — Вас, подсудимый, я пока оставляю в зале, но если вы еще раз…

— Я все понял, ваша честь, — сказал Лудов, беря себя в руки, но, когда мимо него проводили свидетеля в наручниках, все же не удержался и плюнул на стекло.

— Ну, вы же, как вас там, китаевед! — сказал Виктор Викторович и, повернувшись к Оле, добавил: — Этого не надо в протокол… Вы же умеете держать себя в руках, подсудимый! Вы желаете сделать какое-то заявление?