Книга Переиграть войну! В «котле» времени, страница 30 – Артем Рыбаков

— Да. Но он, похоже, контуженый. Сейчас в отрубе.

— Когда рассчитываете прибыть?

— По моим прикидкам — минут через сорок, может быть — через час.

— Понял тебя. Отбой.

Еще минут через двадцать мне пришлось объявить привал, поскольку бойцы, несшие лейтенанта, выбились из сил.

— Так, Алик, давай сюда воду! — скомандовал я.

Тотен протянул мне свою флягу.

— Товарищи бойцы, — обратился я к окружением, — ложитесь на спину, ноги положите на мешки. Вот вода, сильно не усердствуйте, по паре глотков — и все.

Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:

— У тебя шоколад остался?

Он молча протянул мне плитку «Ritter Sport'a». Незаметно для окруженцев я сорвал обертку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.

— Что это, товарищ старший лейтенант? — спросил сержант.

— Шоколад. Ешьте мелкими кусочками и обязательно запивайте водой.

— Но здесь четыре куска, а нас — только трое?

— Лейтенанту тоже надо дать.

— Но он же без сознания?!

— Сейчас приведем его в чувство, — ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.

Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на его верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.

— Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?

— Что? Где я? — И рука летехи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Что-то мне в этом движении показалось странным.

«Хм, а резвый гэбэшник-то! — подумал я. — Хорошо, что я еще, когда его на носилки клали, кобуру отжал и себе на пояс повесил, а то этот мог спросонья и от контузии по нам начать стрелять».

— Вы у своих, — мне пришлось говорить максимально успокаивающим тоном, — мы идем к лагерю партизан. Вот немного шоколада и воды — подкрепитесь.

Я встал и жестом позвал за собой сержанта, который, не послушав меня, уже съел свою порцию. Отойдя метров на пять, я сел под куст и рукой указал на землю рядом с собой:

— Присаживайтесь, сержант. Разговор у меня к вам есть.

— Да, слушаю вас, товарищ старший лейтенант… — ответил тот, садясь рядом.

— Вас как зовут?

— Сержант Юрин.

— А по имени?

— Коля… то есть Николай.

— А я — Окунев Антон.

— Очень приятно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

— Николай, оставь, ладно? Мы же уже познакомились. Обращайся по имени, сейчас можно.

— Слушаюсь.

— А скажи-ка мне, Коля, вы с лейтенантом всю дорогу шли?

— Нет, только в сарае том встретились. Два дня назад.

— А откуда знаешь, что он из Ломжи?

— Он сам сказал. И удостоверение показывал. Он из особого отдела шестой кавдивизии, а она в Ломже как раз стояла. А вы что, сомневаетесь?

— Нет, просто интересуюсь. А ты про дивизию эту откуда знаешь?

— Да знакомого как-то встретил в Белостоке, он как раз кавалерист. Сказал, как сейчас помню, что их дивизия в Ломже расположена… Точнее, была она там до войны…

— Понятно. Спасибо, что сказал. Ну ладно, хватит лясы точить. Пора нам, а то до темноты дойти не успеем.

Когда мы с сержантом подошли к остальным, я спросил у лейтенанта:

— Товарищ лейтенант, вы сами идти сможете?

Тот утвердительно кивнул.

— Ну и отлично. Еще две минуты отдыха, и вперед.

— Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, — спросил боец с подбитым глазом.

— Сейчас посмотрю… — Уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую — с обрезанными фильтрами.

Алик все понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:

— Только трофейные есть.

— Ничего, и такие пойдут.

Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись «Череповец. ФЭСКО, Россия» на коробке может вызвать ненужные вопросы. Поэтому я протянул ему горящую сигарету, чтобы он прикурил «от ствола».

— Товарищ старший лейтенант или как вас там? — внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки».

«Ну, еж твою!» — только и подумал я, покосившись через плечо.

Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой «ППД» висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.

— В чем дело, лейтенант? — как можно более спокойно спросил я.

— Предъявите ваши документы!

— Лейтенант, ты совсем на голову больной или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?

— Я еще раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать моею властью.

Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришел бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с оружием остальных к дереву, от которого сидел на расстоянии двух метров.

— Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать второго числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали? — решил я использовать свое послезнание.

Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал, что называется, переть буром:

— Молчишь? А в сарае что восстание не организовал? Голова болела? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.

— Я еще раз требую…

— А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!

— Прекратите оскорблять сотрудника госбезопасности! Немедленно дайте документы!

— Щаз, разбежался об стену… — Ничего, кроме как тянуть время, аккуратно, кончиками пальцев вытягивая из кобуры «ТТ», мне не оставалось.

— Немедленно положите автомат на землю! — решил сменить пластинку лейтенант.

«Так, если я начну снимать с плеча „ППД“, то перестану вытаскивать пистолет. А что, если, скидывая автомат, просто выхватить „ТТ“, да и завалить этого зануду? Так свой он — жалко. Да какой свой? Дятел он назойливый, а не свой».

За спиной у меня послышался какой-то шорох, затем — невнятный возглас и напоследок, звук глухого удара, как будто стукнули деревяшкой об деревяшку. Затем я услышал шум падающего тела. Скосив глаза, я увидел, что лейтенант лежит на земле, а над ним, с винтовкой в руке, стоит сержант Коля.