
Онлайн книга «Переиграть войну! В «котле» времени»
В два бинокля, а Трошин не расставался с великолепным цейсовским артиллерийским биноклем, найденным им на поляне, мы пристально вглядывались в происходящее в селе. От этого увлекательного занятия меня отвлек голос в наушнике: — Бродяга — Арту. Бродяга — Арту. Как погода? Как облачность? — Арт в канале. Ясно и сухо. Ветер — умеренный. — Понял тебя. Проконсультируй брата-акробата, с неба свалившегося. — И в канале появился Люк. — Здесь Люк. Арт, где у вас кондитерская? — А ты где нарисовался? — На тропинке, ползу за «ублюдком» с большим чемоданом. — Как из кустов вылезешь, поворачивай в сторону Афгана, — припомнив прошлое Сашки, дал я ему оригинальную наводку. — А там тебя девки у пруда уже ждать будут. — Понял тебя. Биндюжники будут? — спросил Люк о возможной помощи при погрузке. — Да. — Отбой. — Отбой. Повернувшись к Славе, я стал раздавать указания: — Так, Бухгалтер, бери двух бойцов, и назад, к снарядам. Там сейчас ребята на «Опеле» подъедут, их навести надо. — Антон, а можно я с тобой останусь? — Боец Трошин, с каких это пор приказы в армии обсуждаются? — сволочным голосом поинтересовался я. Но потом примирительно добавил: — В этом-то и основная трудность нашей службы. Так мы все — Саши да Тоши и прозвища смешные, но приказ есть приказ. Так что исполняйте, товарищ Бухгалтер! Трошин козырнул и, не говоря ни слова, забрал бойцов, и они осторожно поползли в направлении «полевого склада». Мы же с Дедом Никто приготовились страховать наших. На дороге со стороны леса показалось несколько машин. «Так, „Крупп“ и „Опель“ — это понятно… О, да они при полном параде решили поехать!» — подумал я, разглядев в бинокль еще и «эмку». Особенно меня порадовал самопальный номер, прикрепленный к правому переднему крылу: «WH2008» — гласила надпись, сделанная псевдоготическим шрифтом. «Хорошо, хоть не „ДМБ-91“!» — только и мог подумать я, дивясь креативности своих друзей. Поскольку наша колонна двигалась довольно быстро, нам с Кудряшовым следовало поторопится. Где на четвереньках, а где и просто пригнувшись, мы двинулись к дому старосты. До забора оставалось каких-нибудь полсотни метров, когда заполошно выскочившая из дома женщина бегом метнулась к забору и торопливо сняла полотенца. «А это — хороший знак! — подумал я. — Староста узнал, что в деревню едут немцы, и отменил встречу! Надо нашим сообщить». — Бродяга, Арт в канале, — нажав тангенту, вызвал я начштаба. — Слушаю тебя. — Клиент снял «маячок», вы его спугнули. — Молодец дед! Только он за себя боится или нас палить не хочет? — А я откуда знаю? Отбой. — Погоди, вы где сейчас? — До сортира клиента нам — два плевка да три прыжка. — Оки-доки. Отбой. Мои соратники появились в деревне с помпезностью Киркорова, приехавшего на концерт в Нижний Тагил. Когда «ублюдок» остановился у дома старосты, из него высыпали четверо бойцов и споро (видать, командиры заставили репетировать несколько раз), под крики Тотена, восседавшего в обнимку с пулеметом в заднем отсеке «Круппа», взяли под контроль улицу. Из подъехавшей «эмки» важно вылез Бродяга в немецком мундире с лейтенантскими погонами и в сопровождении Зельца направился к воротам. Я повернулся к Кудряшову: — Дед, а Дед, ты свистеть умеешь? — Конечно! — обиделся он. — Значит, так, слушай мою команду! Ты лежишь здесь и контролируешь подходы со стороны поля и той стороны села. Вот тебе бинокль. — Я протянул ему свой «Никон». — Если увидишь что-нибудь странное — даешь сигнал, два свистка. Понял? — Так точно! — Чувствуется, нахватаются мужики от нас «старорежимностей»… Перемахнув через забор, я занял позицию за одним из сараев как раз в тот момент, когда хозяин дома вышел из сеней и направился открывать ворота. Распахнув одну из створок ворот, он сделал приглашающий жест и тут застыл, уставившись во все глаза на Дымова. «Неужто узнал?» — промелькнула в моей голове мысль. Между тем Неущенко в явном замешательстве попятился назад, а Бродяга и Зельц как ни в чем не бывало вошли во двор. От сарая до них было метров десять, да и говорили они вполголоса, так что обмен любезностями я пропустил. Пора было вступать в игру. Высунувшись из-за сарая, я помахал рукой Шуре и расслабленной походкой жителя эти мест направился к «высоким договаривающимся сторонам». Староста обратил внимание на то, что его странные гости смотрят ему куда-то за спину, и развернулся в мою сторону. Я увидел, как его нижняя челюсть устремилась к земле. Ну еще бы! У него на дворе одновременно и немецкий лейтенант, стоящий в обнимку с его бывшим сослуживцем из райотдела, и советский диверсант, с ухмылкой гуляющий по его двору, как по своему собственному. Причем никто ни в кого не стреляет, банальностей, вроде «хендэ хох» или «Рус, здавайса!», не кричит. Все тихо-мирно, я бы сказал, по-семейному. Чтобы немного успокоить хозяина, я приветливо улыбнулся и сказал: — Ну что, дядько Пилип, брезент-то в хозяйстве пригодится? Поняв, что еще немного, и от непоняток нашего старосту хватит кондрашка, Шура аккуратно взял его за локоток и тихо сказал: — Может, в хату пойдем? Староста вздохнул и пробормотал: — И то верно… Прошу в хату, гости дорогие… Я первый вошел в сени. За мной — хозяин, а мои товарищи чуть подзадержались — Бродяга отдавал распоряжения, как нести службу. В большой светлой комнате я увидел молодую, лет двадцати пяти, женщину, что стояла у печи и нервно мяла в руках подол передника. — Вечер добрый, хозяйка! — поприветствовал я ее. — И вам — добрый! — несколько нервно ответила она. Странно, но ставшего привычным за сегодняшний день белорусского акцента я в ее речи не заметил. — Садитесь, угощайтесь! — И она сделала приглашающий жест в сторону накрытого стола. — Спасибо за приглашение, но остальных гостей подождать надо, — ответил я, оглядывая комнату. «Так, икон нету, значит, Филипп — комсомолец или коммунист. Хотя нет, для комсомольца староват, лет тридцать пять ему. В комнате чисто и, учитывая „горку“, полную тарелок и чашек, — даже богато по нынешним-то временам. Хозяйственный Филипп мужик — видно по всему». — Вы бы, товарищ майор, — обратился ко мне Неущенко, — проходили. Располагались. «Да, быстро он в себя пришел! Видно, не просто так в старосты пошел», — подумал я. — Только после вас, дорогой Филипп… Как по батюшке вас? — Христофорыч. — …дорогой Филипп Христофорыч… — закончил я, слегка офигев от такого хитрого имени. |