Книга Переиграть войну! В «котле» времени, страница 78 – Артем Рыбаков

— Тебе же две порции оставили! Сейчас принесу, посиди пока.

Не знаю, с голодухи это было или как, но холодная пшенная каша с тушенкой показалась мне фантастически вкусной.

— Ты как себя чувствуешь? — еще раз спросил Трошин, когда я, отставив в сторону котелок, блаженно вытянулся на «пенке».

— Сейчас — очень хорошо! — честно ответил я.

— А я уже волноваться начал. Ты же за всю дорогу ни слова про ногу свою не сказал…

— Да не до того как-то было. На нервах всю дорогу… Сам понимаешь.

— Я и говорю — дурак я, что не заметил. Надо было тебя подменить…

Мы закурили.

— Антон, а что мы дальше делать собираемся?

— В каком смысле?

— Понимаешь, я, пока мы ехали, подумал: а ведь все, что вы или, вернее, мы сделали пока, — это не более чем импровизация.

Я поперхнулся табачным дымом:

— То есть?

— Ну, у вас нет оружия и взрывчатки и, главное, нет связи.

— Ты думай, что говоришь! — «Интересно, а если ему правду сказать — поверит или нет? Нет, не буду пока».

А вслух я продолжил:

— Понимаешь, Слава, нас в такой спешке забрасывали, и все, кроме секретных и специальных средств, мы должны были получить в Минске. Но никто не ожидал, что немцы так быстро кольцо замкнут, так что мы прилетели в Минск, а из него уже прорывались самостоятельно. И контакты наши на республиканский УНГБ были нацелены. Я имею в виду — обеспечение и поддержка.

— Понятно. А что мы на одном месте кружим?

— Поясни, что ты имеешь в виду?

— Ну, я же не дурак и карту читать умею. Мы около Минска крутимся, хотя могли бы без проблем уйти на север, а потом вернуться. У нас какой-то объект тут?

— Если честно, то да. Гиммлер.

— Кто? — не понял Вячеслав.

— Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС.

— Кто? — Казалось, что глаза Трошина могут выскочить из орбит, так широко он их раскрыл от удивления.

— А ты думал, на что такая группа, как наша, нацелена может быть? На подрыв деревянных мостиков?

Бывший майор явно охренел от нашей скромности — около минуты он беззвучно шевелил губами, не решаясь ничего сказать. Потом, собрав волю в кулак, спросил:

— А с вами можно?

— А ты и так с нами. Но должен тебе сказать — в плен ты теперь права попадать не имеешь. Уж извини.

— Да я понимаю, не маленький… Товарищ старший лейтенант госбезопасности, — обратился Трошин ко мне, — могу я вам задать один важный вопрос?

Чем-то именно эта нерешительность, с которой бывший майор спрашивал, заставила меня напрячься:

— Да, Вячеслав, слушаю тебя.

— Понимаете, — говоря это, он мялся и подбирал слова, — я все-таки в Красной армии уже больше десяти лет. И многое повидал. Приходилось и с осназом общаться, но вот только такого, как в вашей группе, не видел ни разу.

— И что тебя смущает? Подготовка? Или еще что?

— Да нет, то есть и подготовка тоже. Понимаешь, Антон, есть у меня ощущение, что вы какие-то другие, не такие, как осназовцы, с которыми я общался. У вас не только подготовка и приемы своеобразные, но и разговоры какие-то необычные, а про тактику я и не говорю. Я просто до встречи с вами не представлял, что кто-то может сознательно в одиночку на взвод НАПАДАТЬ! А снаряжения, как у вас, я вообще в жизни не видел!

— Эх, знал бы ты, Слава, сколько ты еще в своей жизни не видел… — ответил я и с грустью в голосе добавил: — Да и не увидишь, скорее всего.

Вячеслав изобразил на лице непонимание.

— Понимаешь, мы не просто разведывательно-диверсионная группа. Мы… группа специального назначения.

— Не понимаю… А осназ — это «особого назначения», и что? — сказал и посмотрел мне в глаза.

В этом взгляде не было недоверия, в нем было непонимание. Примерно как у ребенка, который видит сложный и непонятный механизм, но никак не может сообразить, как и почему все это работает. Вроде и не должно, а работает.

Я помолчал несколько секунд, а затем, оглядевшись по сторонам, положил руку Трошину на плечо и произнес:

— Слава, я же тебе уже рассказал про наше основное задание…

— Да.

— Ну так вот, — я понизил голос до трагического шепота. — Нашу группу готовили в строжайшей секретности еще задолго до войны. И действовать мы должны были не здесь, а ТАМ.

Трошин смотрел на меня и, казалось, даже не дышал. Мне было заметно, что он действительно понимает важность момента. Понимает то, что сейчас его приобщают к чему-то очень серьезному и очень важному. Приоткрывают перед ним завесу секретности и таинственности, тем самым признавая в нем если не равного себе, то достойного это услышать.

— Мы первая и единственная группа нового образца. Такая, которой в нашей стране больше нет, — я глубоко вздохнул и продолжил: — И, может, больше в ближайшие лет десять не будет. Нас готовили для заброски в Англию или САСШ. Поэтому и снаряжение у нас такое необычное, чтобы если вдруг даже погибнет кто или захватят враги вещи, человека или оружие, то не смогли бы они догадаться, кто мы и откуда. Ты смеяться будешь — у нас даже носки и трусы не такие. Закупали для нас все за границей. И одежду на заказ шили. Что уж там говорить про рации и прочее. Язык английский почти все знают в совершенстве. Только вот Алик — по немецкому специалист. Повезло нам с ним. Его для работы на территории Германии готовили, а мы вот шли с «английским уклоном». Нас должны были туда в конце лета забросить, да вот война началась с немцами. Пока то, пока се, а фашисты уже к Минску подошли. Вот тут про нашу группу и вспомнили. Собрали всех, кто под рукой был, засунули в самолет и отправили сюда. То, что при нас — это, так сказать, личное оборудование. А остальное, штатное для осназа, снаряжение, пароли, продукты мы должны были в городе получить. Только вот пока прочухались наши командиры в Москве, немцы уже Минск взяли. Основное задание насчет Гиммлера нам два дня как по рации передали.

Понимаешь, тут какое дело. Рация наша коротковолновая, принимать сообщения может, а вот сетку для обратной связи нам не дали — в Англии этим другие люди заниматься должны были. Чуть ли не через объявления в газетах шифровки отсылать. А без сетки нас никто и не послушает. Перемудрили, понимаешь, с секретностью. Мол, запеленгует передачу противник и вычислит местонахождение группы. Так что задание на уничтожение Гиммлера мы получили, а теперь вот думаем, как выполнять будем.

— Товарищ старший лейтенант, а вы там, за границей, были?

— Бывал.

— И как там?

— Да как тебе сказать, — я пожал плечами, — дороги лучше, а народ другой. Не скажу, лучше или хуже. Совсем другой. Большинство тех же англичан для тебя ну как марсиане, что ли, будут. С виду вроде и хороший человек, а поступает непонятно…