Онлайн книга «Мы из тайной канцелярии»
|
— Много врагов у России! Ой, много! Есть враги свои, внутренние, есть враги внешние. И те и другие спят да видят, как бы покрепче насолить государству российскому. Кто куклу безвольную на престол пропихнуть желает, дабы при ней творить воровское беззаконие, кто иную выгоду для себя ищет. Иноземцы — те вообще хотят нашими руками жар загребать. И у всех слова с виду приятственные, а резоны справедливые. Токмо России от приятства сего да справедливости один разор с бесчестием! Знакомые вещи, вдруг подумалось мне. Мы и впрямь проходили нечто подобное и не раз. Столько было приятных доводов и резонов, после которых вся страна вдруг оказывалась в коленно-локтевой позе с приспущенными штанами. Я нахмурился, сжал кулаки. От Ушакова не укрылась моя реакция, он резко вскинул подбородок: — Злишься, Елисеев?! — Точно так, ваша милость — злюсь! — И правильно делаешь! Злость не всегда вредной бывает. Иной раз подспорье от неё происходит. Но меру знать надобно, а для сего голову держать треба холодной. Невольно вспомнился легендарный девиз чекистов, собственно — правильный от первой до последней буквы. [23] Другое дело, что далеко не все ему следовали… Зрачки Ушакова снова остановились на мне: — Но на своих мы управу завсегда сыщем. На то и заведение наше полезное было Петром Ляксеичем создано. Токмо пора посмотреть на злодеев другой масти, иноземной. Теперь в Тайной канцелярии мы не токмо тех, кто по пунктам первому да второму проходят, сыскивать будем. Шире зачнём действовать, особливо в том, что вопросов военных касается. Хранить государственные секреты как свою зеницу ока станем. Аки волки будем рыскать! Пришлют нам шпиёнов заграничных, а мы их к ногтю! Да так, что не подкопаешься! А для сего угодного дела нужны и люди особые, и учреждение иное, пусть и канцелярии нашей подведомое. Людей, кажись, я нашёл. — Он улыбнулся. — СМЕРШ! — вдруг вскрикнул я. — Что?! — недоумённо вскинулся Ушаков. — СМЕРШ, ваша милость, это «смерть шпионам» сокращённое. Предлагаю так новое учреждение назвать, дабы всем врагам — и внутренним, и внешним — уже одно только название страх внушало! Ушаков покатал незнакомое слово на языке, прислушался к ощущениям и, наконец, утвердительно опустил подбородок: — Пусть будет СМЕРШ! И впрямь звучит! Мы закивали. — А таперь, соколики, слушайте меня внимательно: штаты государыней расписаны, буду теперь вас по должностям распределять. Хрипунов Фёдор! — Я! — С сего дня назначаешься комиссаром СМЕРША — главным в сей комиссии. Чин тебе полагается по табели [24] равный гвардейскому капитану. — Слушаюсь! — захлёбываясь от восторга и перспектив, прокричал Хрипунов. — Елисеев Пётр! — Я! — Быть тебе старшим следователем, правой рукой комиссара. По рангу — поручик гвардейский. Молодец, Елисеев! Себя выказал! Справишься? — Справлюсь, ваше сиятельство! — Елисеев Иван, Турицын Василий — вам по штату должности следователей полагаются, в Табели о рангах сродни гвардии подпоручику. Довольны? — Так точно! — хором рявкнули мы. — И это ещё не всё: от щедрот матушки-императрицы велено каждому из вас денежное поощрение выписать в размере годового жалования. На сём награды закончены, начинается служба! Глава 34
Время летит быстро, а когда занимаешься любимым делом — не замечаешь дней. Листки календаря переворачиваются со страшной скоростью. Прошёл месяц, другой, а как, когда, признаюсь, не запомнил. Вообще-то в новосозданном СМЕРШе предпочитали носить партикулярное платье, но сегодня был особенный день, ради которого я надел свежепошитый военный мундир с офицерским знаком на груди, напялил «смазные» сапоги, нахлобучил на голову белый парик, довершив наряд треуголкой с плюмажем и плащом-епанчей. Машинально поправил перевязь со шпагой и отдал сам себе честь в миниатюрном зеркале, с которого на меня смотрел интересный во всех смыслах мужчина двадцати с хвостиком лет. Холостой, одинокий, подающий большие надежды… вкалывающий по двадцать четыре часа в сутки. Хотя грех жаловаться! И чин весьма приличный, и жалованье соответственное, и занятие мне по душе. СМЕРШу удалось заявить о себе. Нас ещё не боялись, но уже начали уважать. Денщик (как без него при офицерской-то службе?) из солдат-инвалидов [25] внимательно оглядел меня со всех сторон и кивнул, ободряя: — Прынц! — Одобряешь, выходит? — Как не одобрить?! — Спасибо на добром слове, голубчик! Вот тебе рубль, можешь сходить в кабак. И да, я могу вернуться сегодня не в настроении, только ты внимания особо не обращай. Завтра буду как обычно! — Как прикажете, господин капитан-поручик. Ну да, мундир на мне не гвардейский. В лейб-гвардии меня б величали без всяких «капитанов». Во дворе ожидала запряженная коляска. Кучер, тоже из инвалидов, вскинулся, вопросительно поднял глаза: — Куда прикажете, вашскородь? Я назвал адрес. Вот и нужный дом. Я с лёгкостью спрыгнул на землю, велел кучеру: — Жди меня здесь, братец. Я скоро. Суетящиеся лакеи, новый дворецкий, выписанный из имения вместо убитого Гаврилы — вертлявый, смуглый, гибкостью движений напоминающий балеруна или лицо весьма нетрадиционной ориентации. — Простите покорно, но князь отсутствует! Это для меня далеко не новость. Карьера Трубецкого покатилась под откос. Недавно его откомандировали на Урал: подальше от двора, поближе к властному и самоуправному Демидычу. Посмотрим, как коса на камень найдёт. — Благодарю за известия, но мне князь не нужен. Я хочу нанести визит Анастасии Гавриловне. Она дома? Ответный кивок. И это мне было известно — дражайшую половину Юрий Никитич с собой не взял, да и сама Анастасия Гавриловна в декабристки не годилась. Не из той породы, чтобы бросить Петербург с его балами и развлечениями и отправиться вслед за мужем в условия, мало отличающиеся от каторжных. — Анастасия Гавриловна у себя. Как прикажете доложить? |