
Онлайн книга «Судьбе наперекор»
— Ирочка, осторожно, у штанишек парусность большая... — Ирочка, бери поправку на ветер, а то с курса собьешься... В ответ на это она только радостно смеялась, но старалась держаться все же поближе ко мне. — Ребята, а вы какое училище заканчивали? — спросила я у близнецов. — Тамбовское, имени Марины Расковой,— ответил Саша.— Хороший у нас выпуск был, дружный — мы же крайние были. Чего мы только не вытворяли! — он рассмеялся. — Ротный у нас был вредный, как та Ульянка из мультфильма, хуже керосина, и зубами на лошадь похож, так мы ему на дом журнал по коневодству выписали,— продолжил Леша.—А у преподавателя истории, совершенно неохватного, не меньше метра в диаметре... — Да больше, больше... — подражая Михаилу Евдокимову, махнул рукой Саша. — Так мы у него, бедолаги, с шинели хлястик срезали. Расстраивался он ужасно — ему же при таких габаритах все приходилось на заказ шить. А какая же шинель без хлястика? Но мы потом ему подбросили. А после выпуска уже... — Расскажи-расскажи,— стал подначивать брата Саша,— как ты Марине Михайловне губы накрасил... — Между прочим, некоторые товарищи, не будем показывать пальцем, кто именно, в это время караулили, а потом ей черной тушью глаза подводили... — ехидно заметил Леша. — Но тут уже ты караулил,— рассмеялся Саша. — Интересно, а какую монету сейчас на выпуске на колено кладут? — задумался Леша.— Мы сто рублей клали. А вот какая мелочь у нас на дождик шла, я уже и не помню. — Мы в 83-м металлический рубль клали — приличные деньги тогда были, а дождик у нас из копеек был,— вспоминал Батя.— Встаешь с колена, а рубль падает, звенит. Дети подбирать рвутся, между ногами шныряют,— он сидел, прислонившись к дереву, лениво перебирая струны гитары. — Так вот куда шли деньги, которые я потом и кровью зарабатывал! — горестно воскликнул Матвей, как будто в первый раз услышав эти истории, но глаза его смеялись.— На журналы и прочую ерунду. Вот оно, когда правда наружу выходит! — Да ладно тебе, Павел,— сказал Батя.— Зато им есть что вспомнить и детям рассказать,— и обратился к близнецам.— Ну что, Ать-Два, давайте наши, что ли... И около костра зазвучали песни, которые обычно поют, собравшись, летчики: «На летном поле мало козыряют, у летчиков все звания равны, у летчиков и маршалы летают», «Серега Санин идет по бровке» — о летчике, спасшем город ценой своей жизни и, конечно же, «Кожаные куртки». — «Лысые романтики, воздушные бродяги, наша жизнь мальчишеские вечные года...» — пел Батя. А я смотрела на пламя костра и видела Игоря. Мальчишка мой любимый, как же ты гордился своей новой формой командира корабля — черной, с золотыми шевронами на рукавах! Мальчишка... Ты так и не повзрослел... Не успел... Но тут гитару взял Матвей. Его бархатный, сильный, чарующий голос окутал и нас, и костер... Он стелился над водой, заполняя все вокруг... Матвей глядел на Ирочку и пел: — You are my destiny... А «его судьба» только теснее прижалась ко мне и замерла. Я глянула на Ирочку, и мне стало спокойно и немного грустно — она смотрела на Матвея с таким восторгом и обожанием, такими влюбленными глазами, какими я уже никогда и ни на кого не смогу посмотреть — ушло мое время... Время... О, господи! Я же обещала Ирочку к одиннадцати часам привезти домой! — У кого часы есть? Сколько сейчас? — Половина одиннадцатого, а что? — ответил мне Батя, глянув на свои «Командирские». — Нам с Ирочкой пора, а то опоздаем. Нина Максимовна волноваться будет. Павел, дай нам машину, а то я выпила и за руль садиться не хочу. — Так позвонить же можно и предупредить,— удивился Матвей. Я махнула рукой и в двух словах объяснила, что позвонить нельзя. — Ирочка,— спросил он.— Хотите на яхте домой вернуться? — Красавица «Лидия» покачивалась около причала усадьбы.—А на Набережной нас машина будет ждать, и мы с Леной вас домой отвезем? — От избытка чувств у нее не было сил что-то сказать, и она просто кивнула головой.— Кто еще с нами? Батя, поехали? — предложил Матвей. — Поехали,— согласился тот, одним движением поднимаясь с травы. На яхте, которая изнутри была не менее прекрасна, чем снаружи, Матвей провел нас по всем помещениям, объясняя, что, почему, зачем и как на ней расположено. Ирочка, ростом даже не достававшая ему до плеча, с боязливым интересом все рассматривала, то и дело восторженно глядя на Матвея своими серыми глазищами. А он обращался с ней так бережно-трепетно и смотрел с такой нежностью, какую вряд ли можно было предположить в этом много пережившем человеке. Мы поднялись на палубу. Мимо проплывали дачные поселки, где в некоторых домиках горел свет; с какой-то чудом сохранившейся турбазы раздавались музыка и веселые голоса — там были танцы; кое-где на воде виднелись лодки рыбаков, их согнутые фигуры и еле видимые полоски удочек. — Вот и нашел Артур Грей свою Ассоль,— тихонько сказал мне на ухо Батя. — Любишь Грина? — так же тихо спросила я. — Читал мальчишкой. Но любить?.. Нет, не люблю! Он заставляет верить в то доброе и светлое, которого нет на свете, и поэтому жесток. Я посмотрела на него — сейчас его взгляд не был ни дерзким, ни наглым. Он был как будто обращен внутрь, к своим неизвестным мне мыслям, наверное нерадостным. Прямо на Набережной стоял белый «Линкольн» Матвея, в который мы поспешили забраться — на палубе было довольно прохладно,— внутри пахло табаком, кожей от сидений и дорогим мужским одеколоном, а самое главное, было тепло. В салоне чуть слышно играла музыка, и согревшаяся Ирочка привалилась ко мне и заснула. Когда мы подъехали к ее дому и я собралась разбудить ее, Матвей остановил меня: — Не надо! Пусть спит! Я ее так отнесу. И он настолько осторожно, словно маленького ребенка, взял ее на руки, что она не проснулась, и аккуратно вышел из машины вслед за мной, а Батя остался внутри. Дверь Ирочкиной квартиры распахнулась прежде, чем я успела позвонить, и в проеме появилась встревоженная Нина Максимовна — наверное, она около окна сидела и нас высматривала. — Все в порядке, Ирочка просто спит,—тихонько успокоила я ее. — Проходите-проходите,— облегченно вздохнув, шепотом пригласила нас она, но, разглядев шагнувшего в квартиру вслед за мной Матвея, застыла на месте, а он с Ирочкой на руках — перед ней. — Куда ее положить? — спросила я, чтобы прервать эту немую сцену. — А вот сюда, на диванчик,— очнулась Нина Максимовна. Матвей бережно уложил Ирочку, она засопела, заворочалась, как ребенок, устроилась поудобнее, глубоко вздохнула и уснула уже по-настоящему. — Иди! Ну иди же! — я потянула Матвея за рукав, поняв, что он может так стоять и смотреть на Ирочку бесконечно.— Подожди меня в машине. |