Книга Журналюга, страница 57 – Виктор Левашов

— И отдать ему в доверительное управление? — предположил Лозовский, наливая кофе в тончайший кузнецовский фарфор.

— Он на это рассчитывает.

— Вы обещали?

— Я не исключил эту возможность. Но позже принял другое решение. Сейчас медиа-бизнес меня не интересует. Я предложил следующий вариант. Я покупаю типографию в Красногорске… Вы слышали о ней?

— Я слышал о ней столько, что уже не верю в ее существование. Это миф, рожденный воспаленным воображением Бровермана.

— Это не миф. Типография существует, покупка ее реальна. Так вот, я покупаю типографию, вы печатаете в ней «Российский курьер» по минимальным расценкам — по символическим. Разумеется, не вечно. До тех пор, пока «Курьер» не выйдет на самоокупаемость.

— Вы только что сказали, что вас не интересует медиа-бизнес.

— Типография — хорошее вложение капитала. При грамотном руководстве это очень прибыльное предприятие. Один мой знакомый, лондонский издатель, говорит так: «Мы печатаем не книги, мы печатаем деньги».

— Сэр, — добавил Лозовский.

— Сэр?

— Так говорит ваш лондонский знакомый. «Мы печатаем не книги, мы печатаем деньги, сэр».

— Вы все время пытаетесь увести разговор в сторону, — заметил Кольцов. — Почему?

— Я расслабился. Бутерброды были хороши, коньяк хорош. А вот кофе не очень. Только не спешите увольнять секретаршу.

Просто пусть сменит сорт. Рекомендую «Амбассадор». — Лозовский промокнул губы и бросил салфетку на поднос. — Я вас внимательно слушаю.

— Такое предложение я сделал господину Попову. Серьезное предложение. Полагаю, вы не будете этого отрицать.

— Оно не просто серьезное. Оно характеризует вас как очень остроумного человека. Одним выстрелом вы убиваете двух зайцев. Удачно размещаете капитал и получаете рычаг давления на «Российский курьер». Что ценно — не афишированный. Сегодня тарифы символические, а завтра очень даже не символические. Финансовая узда. Браво, господин Кольцов. Мысленно аплодирую.

— Вы всегда подозреваете партнеров в задних мыслях?

— Да. А вы?

— Остановимся на том, что мое предложение серьезное. Оно решает сегодняшние финансовые проблемы «Курьера». О том, что будет завтра, будем говорить завтра. В ответ я попросил совсем немного: опровергнуть интервью генерала Морозова в адекватной форме. Господин Попов предложил сделать это в форме очерка о моем бизнесе. Не скажу, что эта идея мне очень понравилась. Реклама никогда не бывает лишней, но лишь в том случае, если реклама умная. Попов уверил меня, что очерк напишете вы. Это была единственная причина, по которой я согласился.

— Если вы спросите, люблю ли я комплименты, честно скажу: да. Продолжайте.

— И что же я узнаю? Вы перепоручили дело местному журналисту. Я ничего не имею против журналиста Степанова. Он произвел на меня хорошее впечатление. Серьезен, обстоятелен. Знает проблему, владеет историей вопроса. В целом мне понравился очерк, который он написал.

— Вы читали очерк?

— Да. Он показал мне первый вариант. Попросил дать свои замечания. Я дал.

— У вас сохранился экземпляр?

— Где-то есть. Ксерокопия. Оригинал я вернул Степанову со своими пометками. Встретиться с ним не смог, так как срочно улетел на переговоры в Лондон. В целом, повторяю, очерк мне понравился. Даже очень понравился…

— Не здесь бы нам вести этот разговор! — резко перебил Лозовский. — Не здесь!

— Где?

— На кладбище. Над могилой журналиста Степанова, очерк которого вам понравился!

— Понимаю ваши чувства, — проговорил, помолчав, Кольцов. — Да, понимаю. В свое оправдание могу сказать лишь одно: я только вчера вернулся из Лондона и узнал, что произошло. Поэтому мы не смогли принять участия в похоронах.

Мы выплатим вдове единовременное пособие, позаботимся о памятнике. Сыну Степанова назначим ежемесячную стипендию в сто долларов. Он будет получать ее до окончания института.

Соответствующие распоряжения мной уже отданы. Поверьте, я искренне сожалею. Но и со Степанова вины не снимаю. Не хочется об этом говорить, но приходится. Мы устроили ему поездку в Нюду, дали вертолет, мой личный вездеход, квалифицированное сопровождение. Главный инженер «Нюда-нефти» бросил все дела и три дня возил его по промыслам. Все показал, все рассказал. Не понимаю, с чего вдруг Степанову взбрело в голову лететь в Нюду еще раз. Никого не предупредил, в вертолет с промысловиками проник, как партизан. В Нюде не пришел к руководству, никому не представился. Никто даже не знал, что он появился в поселке. Как мы могли обеспечить его безопасность? Не понимаю. Появились вопросы — приди, спроси. Нет меня — есть мои заместители.

— Он полетел в Нюду, чтобы встретиться с Христичем.

— Борис Федорович не встречается с журналистами. Вашего брата он на дух не переносит. Не знаю, чем это вызвано, но это так. И Степанов это знал — я его специально предупредил.

— Он стал жертвой профессиональной добросовестности.

— Он стал жертвой профессиональной распущенности! — с прорвавшимся раздражением парировал Кольцов. — Пить неизвестно где, неизвестно с кем — на это способны только российские журналисты. А потом бегаете по Тюмени и кричите, что вас убивают. Да кому вы нужны, чтобы вас убивать? Дешевле купить.

— Не всегда.

— Прошу извинить. Я не имел в виду вас. Вернемся к проблеме. Интервью генерала Морозова не опровергнуто, это продолжает наносить нам ущерб. Котировка акций «Нюда-нефти» остается недопустимо низкой, проявилась тенденция к снижению курса акций «Союза». Вы можете предложить решение?

— Нет. Это ваша проблема. — Лозовский взглянул на часы. — Мне пора.

— Не спешите, успеете. Давайте говорить как деловые люди. При каких условиях вы воспримите ее как свою проблему? Я готов обсудить их со всей серьезностью.

— Они вам не понравятся.

— Но эти условия есть?

— Есть.

— Какие?

— Я хочу видеть убийц Степанова. В тюрьме. Или в могиле. Мне это все равно. Меня не колышет законность. Меня колышет справедливость.

— Опять вы за свое! Да никто вашего Степанова не убивал!

— Правильно, я опять за свое, — подтвердил Лозовский. — Объясню почему. Как я понял, вы не пьете?

— Нет.

— Совсем?

— Совсем.

— Никогда?

— Никогда.

— Почему?

— Мне это не интересно.

— А теперь представьте себе такую ситуацию. Однажды я узнаю, что вы напились, ввязались в драку и вас убили. Какой вопрос сразу возникнет у меня?

— «Кто?»

— Нет. «Зачем?»