Онлайн книга «Латунное сердечко, или У правды короткие ноги»
|
– Чем могу…? Может передать что-нибудь, когда он зайдет? – Нет, спасибо – сказал Кессель, – То есть да, передайте. Скажите, что я его спрашивал. Моя фамилия Крегель. – Крегель, – повторил толстяк, снова отворачиваясь к своей сардельке. Кессель вышел на улицу. Наверное, эта женщина с сумкой была не счет, подумал он, потому что я нарочно шел слишком медленно. Когда он вернулся в «Букет», Эжени уже не плакала. Открыв дверь в жилые комнаты, она стояла перед зеркалом в ванной и поправляла макияж. Она обернулась на секунду, но, увидев, что Кессель пришел один, ничего не сказала. Кессель оторвал расшифровку и машинально принялся читать. НОВОСТИ ЭМИГРАЦИИ. ОРГАНИЗАЦИИ РУССКИХ ЭМИГРАНТОВ. В ВОЗРАСТЕ 85 ЛЕТ СКОНЧАЛСЯ ПОДПОЛКОВНИК В ОТСТАВКЕ ИВАН ФЕРДИНАНДОВИЧ БАРОН ФОН НОРДЕНФЛЮХТ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПРАВЛЕНИЯ СОЮЗА ЦАРСКИХ ОФИЦЕРОВ, ШТАБ-КВАРТИРА В ОТТАВЕ (КАНАДА). НА ЭКСТРЕННОМ ЗАСЕДАНИИ ПРАВЛЕНИЯ НОВЫМ ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ИЗБРАН 79-ЛЕТНИЙ МИЧМАН В ОТСТАВКЕ ГРАФ СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ КУТУЗОВ. ПОСЛЕ ЭТОГО 22 ЧЕЛОВЕКА ПОДАЛИ ЗАЯВЛЕНИЯ О ВЫХОДЕ ИЗ СОЮЗА В ЗНАК ПРОТЕСТА ПРОТИВ ИЗБРАНИЯ НА ЭТОТ ПОСТ МЛАДШЕГО ОФИЦЕРА. – Его не было в «Шпортеке»? – крикнула Эжени из ванной. – Нет, – вздохнул Кессель, – Вы не сварите мне кофе? Отхлебывая кофе (Эжени от кофе отказалась, но пришла посидеть «за компанию»), Кессель спросил: – А стоит ли, собственно, волноваться? – По-моему, стоит, – сказала Эжени и принялась рассказывать о событиях предыдущего вечера. Вчера около половины шестого Бруно поехал в город, чтобы прикупить к празднику «еще кое-чего» (чего именно, он не сказал). Кесселю это было известно. Чего он не знал, это то, что Бруно договорился встретиться в городе с Эжени. – Мы поехали за цветами, – сообщила Эжени. – За какими цветами? – Ну, для бала. – А-а, – догадался Кессель, – Чтобы украсить квартиру? – Да нет, – возразила Эжени – У нас была совсем другая задумка… Они купили цветы – их было очень много, один только счет составил больше двухсот марок; деньги на это были взяты из второй тысячемарковой банкноты, выданной Кесселем Эжени из той же кубышки, – и привезли цветы к Эжени на квартиру. После этого Бруно снова пригласил Эжени в «Шпортек» и она снова отказалась, предложив вместо этого съездить поужинать в один уютный ресторан на Курфюрстендам. Бруно согласился с большой неохотой. Он не любил такие рестораны. «В кабаках, где уютно, я чувствую себя неуютно», – говорил он. Но он все-таки поехал. Машину Бруно поставил в переулке, потому что на самой Курфюрстендам припарковаться было уже негде была пятница, и все рестораны были полны. И тут она, кажется, допустила большую ошибку они вышли из машины – идти-то было всего пару сотен метров! – и она, увидев, как он понуро шагает рядом, такой большой и несчастный, взяла его под руку – ну. просто повисла на нем. и все. – И? – спросил Кессель. – Ну. и ничего. Но мне показалось, что он сразу же стал какой-то не такой, как обычно. – Хм. – задумался Кессель. – Мы пришли в ресторан и сели ужинать. То есть ужинала-то я. а Бруно заказал себе только суп. да и тот почти совсем не ел. Зато мы с ним разговаривали все время, а просидели мы часов до двенадцати. – О чем же вы говорили? – Обо всем. Бруно рассказывал мне о своей жизни. – Удивительно! И что же он вам рассказывал? – О, он знает все кабаки в Мюнхене! И в Вене тоже… – …И один кабак с желтой дверью в городе Линце… – Да, и еще в Цюрихе и в других местах; но лучше всех, говорит он, кабаки в его родном Амберге – он ведь из Оберпфальца. – Что вы говорите? – удивился Кессель, – А я и не знал, что он из Оберпфальца. – Он уже много лет там не был. Ну и вот, а потом он спросил меня… – Не хотите ли вы выйти за него замуж? Эжени какое-то время молчала. – Не совсем так. Во всяком случае, я не восприняла это как предложение. Он спросил, могла бы я… Да, смогла бы я кого-нибудь полюбить. Мне стало смешно, и я сказала, что совсем недавно как раз была влюблена по уши и слава Богу, что теперь все кончилось. – Это правда? – Конечно! А вы разве ничего не замечали? Я была ужасно влюблена в Дитриха. Прямо с ума сходила. Еще в сентябре я думала, что повешусь, если мне не удастся переспать с ним. – Кто такой этот Дитрих? – Вы его. конечно, не знаете. Хотя, кажется, я рассказывала… – Мне – нет. – Неважно. Во всяком случае, я была просто не в себе, эмоции из меня так и перли. А у вас разве такого не бывает? Неужели мужчины действительно иначе устроены? Да я прямо пылала, разве было не видно? – Да я как-то… – пожал плечами Кессель. – Но теперь, к счастью, все уже давно позади. – И вам удалось?… – спросил Кессель, – Я имею в виду с этим Дитрихом? – Переспать с Дитрихом? А как же! Мне этого хотелось ужасно. Когда человек влюблен так сильно, он просто должен переспать со своим любимым существом… – Хочет оно того или нет, – закончил Кессель. – Ну, он в конце концов тоже захотел, конечно. Это было в конце сентября. Ну вот, а потом я поняла, что этот человек – полный ноль. Не в том смысле, как вы, наверное, подумали, а во всех смыслах. И когда я это поняла, я начала потихоньку приходить в норму. И тут, когда я только-только оправилась от всего пережитого, мне вдруг предлагают начать все сначала. Нет, я не говорю, что для меня все кончено навсегда, я все-таки не такая уж дура. Но, по крайней мере, не сразу. Я же сейчас просто выпотрошена, разве не понятно? Я выжата как лимон. – И все это вы рассказали Бруно? – Да. – А он что сказал? – Он сказал, что понимает меня. – Бруно – настоящий джентльмен, – подтвердил Кессель. – Потом я ему сказала – вы понимаете, что ему я все рассказывала гораздо подробнее, чем сейчас вам, – я сказала, что он для меня стал вроде брата, и только потому я ему все это рассказываю. И это тоже правда. – Хотя это не то, чего он ожидал. – Да, теперь я тоже это понимаю. Но знаете, господин Крегель… Если бы он спросил по-простому, могу ли я переспать с ним… Я в конце концов переступила бы через брата и… Но вот так вдруг взять и полюбить? Кессель допил кофе. – И что потом? – Потом он отвез меня домой, проводил до двери и… – И что? – И спросил: неужели я больше никогда ни в кого не смогу влюбиться. И я, вот дура, ответила «нет». Я теперь вижу, какая я была дура. Но, господин Крегель! Представьте, что вы только что досыта наелись, до отвала, так что вам не то что говорить, а и передвигаться трудно, и вам уже больше ничего в жизни не нужно: разве сможете вы понять голодного? По крайней мере в данный момент. Или тут у мужчин тоже все иначе? |