Онлайн книга «Четверги с прокурором»
|
И вот однажды, как раз в дни рабочей абстиненции, я и принял от него дела – целую груду нерассмотренных дел, а заодно и сутягу в женском обличье. То, что эта дама – сутяжница, видно было невооруженным глазом. Ей было под семьдесят, она была жирна и бледна. Ее сальные волосы и туфли с задранными носами до сих пор стоят у меня перед глазами. – Прощу прощения, что перебиваю, – вмешался герр Канманн, из которого обычно слова не вытянешь, – существует теория полого мира. Мир представляет не шар, а внутреннюю поверхность шара. Так что вселенная внутри, расстояния – не более чем оптический обман. Доказательство: носы туфель загнуты кверху. В противном случае они должны были бы загибаться книзу. Прошу прощения, просто хотел поделиться старым анекдотом. – Вот только не помню, – продолжал земельный прокурор, – сопровождалось ли ее появление мерзким запахом, или он всего-навсего плод самовнушения. «Вы почуете ее присутствие издалека, – предупредил меня мой предшественник, – она вечно таскает за собой сумку на колесиках, и сумка эта гремит по полу коридора. Вы с ней не церемоньтесь, выставьте ее, и конец». Однако просто выпроводив сутягу, от него не отделаешься. Уже несколько дней спустя после того, как я занял стол моего бывшего коллеги, до меня донесся характерный звук колесиков сумки. Впрочем, и без его предупреждения я все равно бы догадался, кто ко мне пожаловал. – Наконец вижу человеческое лицо в этой конторе! – трубным голосом возвестила она. – Вот, прошу, неоспоримые доказательства. И с этими словами раздернула молнию сумки на колесиках. – Минуточку, – попытался вразумить ее я, – прежде чем мы с вами перейдем к рассмотрению доказательств, прошу вас, взгляните, просто взгляните вот на эту гору дел у меня на столе. Чтобы вы, так сказать, представляли себе объем работы, с которой мне предстоит разобраться. – Я по поводу моего дяди, – будто не слыша меня, объявила она. – Ага. Понятно. И вы хотите его обвинить? – Увольте! Он давным-давно умер. – Мои соболезнования, – сказал я. Лицо дамы оставалось каменным, и она ни слова не произнесла в ответ. – Дядюшки Конрада, – уточнила она после паузы. – Ага. Понятно. Дядюшки Конрада. По материнской линии? Или по отцовской? – Естественно, по материнской. Иначе его фамилия была бы не Вольбюр, а Ратгебальд-Пинетти. – Простите мою рассеянность, – извинился я, – я не сразу вас понял. Значит, дядя Конрад Вольбюр – брат вашей матери, урожденной Вольбюр. Дама воссияла (продолжая пахнуть): – Вижу, нашелся человек, который понимает меня. – И вы желаете заявить на скончавшегося герра Конрада Вольбюра? – Откуда? Впрочем, все детально написано в представленных мной бумагах. – Не хотелось бы повторяться, но вы видите эту гору дел? Я только что вступил в должность и не имею возможности изучить сразу все. – Но мое дело не терпит отлагательства. Разве оно не снабжено соответствующей пометкой? Хочется надеяться. – Несомненно, однако я еще не успел разделаться и с другими, не менее важными и срочными делами. – Хочу ходатайствовать перед вами, – от дамы, казалось, исходило свечение, и запах усилился, я даже вынужден был распахнуть окно, – о том, чтобы мое дело было отнесено к первоочередной категории срочности. – Но посудите сами, ваш дядюшка умер. Неужели для него может иметь значение срочность? – Он был убит, – шепотом выдавила она. – Зверски и подло убит. – Мало хорошего, разумеется, – ответил я. – Несчастный Конрад Вольбюр. – Что вы толкуете? Тоже мне несчастный! Самая настоящая гадина. Пропил два доходных дома, вместо того чтобы передать их в наследство. И свою жену, тетю Софи, бил смертным боем. – Значит, поделом ему, если нашелся кто-то, кто отправил его на тот свет. – И это говорите вы?! Прокурор?! Голос дамы достиг диапазона сирены воздушной тревоги. Я тут же захлопнул окно. – Я сказал это в частном порядке, – попытался оправдаться я. – Так что прошу меня извинить. – Я все же считаю, – продолжала дама уже спокойнее, – что кем бы он ни был, все же должна восторжествовать справедливость. – Говорите, его убили? И когда же? Недавно? – Где там недавно. В 1922-м. – А сегодня у нас, если не ошибаюсь, 1964-й? – Представьте себе, я помню, – строго произнесла она. – Тут надо вспомнить о сроке давности. Все же, знаете, более тридцати лет… – На такое убийство срок давности не распространяется! – категорически заявила дама. – Не должен распространяться! – А кто его убил? – Разумеется, дядя! – То есть он решил сам свести счеты с жизнью? – Свести счеты с жизнью! Свести счеты с жизнью! Разумеется, нет. Он пал от руки другого дяди. Дяди Конрада. – Простите. Но я что-то не улавливаю… – Моего второго дяди Конрада, но по отцовской линии. Конрад Ратгебальд-Пинетти. Он и есть убийца. – Согласитесь, все это очень странно. Стало быть, убийца и его жертва были тезками? – Наконец начинаете понимать. – Но ведь не так просто это понять. – Могу я пояснить кое-что? Так вот, непросто, конечно. Думаю, для юриспруденции несущественно, были они тезками или нет. – Были, говорите? – глуповато переспросил я. – Разумеется, были. – Иными словами, оба – покойники? – Естественно. Я все в точности указала. – Гм… Все это весьма осложняет дело, – ответил я. – Если оба поджариваются в аду… – Что? – в ужасе переспросила она. – Да ничего, – ответил я, стараясь быть невозмутимым. – Если один был, как вы изволили выразиться, гадиной, да вдобавок поколачивал жену, там ему самое место. Как и второму, за совершенное им убийство. Может, для пущей острастки им отведут один и тот же котел. Я понимал, что играю с огнем, построив беседу таким образом. Но верно угадал своеобразие этой дамы. Она моей иронии не почувствовала, даже в ужас пришла на всякий случай. – Как? Говорите, один и тот же котел? Невероятно! Разве такое допустимо? В конце концов, оба – близкие родственники… Как вы понимаете, друзья, я понял, что преимущество на моей стороне. И тут меня осенило. – Поскольку оба мертвы, – сказал я, – они вне нашей юрисдикции. Для точного установления факта их нахождения в аду, а также в разные ли котлы их поместили, или в один и тот же, вероятно, уместным будет обратиться к его преосвященству архиепископу. |