Книга Седьмая пещера Кумрана, страница 16 – Грэйм Дэвидсон

— А как же романтика? — пробормотал Рубен.

— Не будь таким занудой, пап. Мы просто выпьем кофе и поболтаем о музыке. Зачем генерить лишнее?

— Это ты так говоришь, дорогая. А как же…

— Что это там? — перебила Донна.

— Где?

Донна показала на кусочек ткани, торчащий из-под письменного стола Рубена.

— Вон.

Рубен стоял как зачарованный, пока дочь вытаскивала из-под стола нечто, завернутое в материю. Добычу она передала отцу.

— Похоже на один из тех твоих свитков. Наверное, из кувшина.

Рубена трясло во второй раз за утро.

— Неужели? Не будем торопиться: может, имитация, раз кувшин поддельный? Только зачем так стараться, чтобы спрятать манускрипт?

Действительно, зачем?

Обычная тряпица. Желтовато-белая фабричная ткань, в нее завернут свиток, очень похожий на древний манускрипт.

Рубен нашел белые хлопчатобумажные перчатки, в которых проявлял фотографии, и медленно снял материю.

Находку положил на кухонный стол и расправил. Свиток оказался небольшим, около метра в длину и двадцать три сантиметра в ширину.

Рубен явно нервничал.

— Убери кофе, не дай бог, прольем на что-то ценное.

— Ага. Какая-то арабская семья взяла и отдала тебе настоящий мертвый свиток.

Донна нарочно называла свитки мертвыми — как и ее мать, чтобы поддразнить отца. Рубен научился не глотать наживку.

Кажется, пергамент. Возможно, отбитая козья или баранья кожа, наподобие современной замши, которой чистят салоны автомобилей. По краям — стежка из тонких полосок, хотя этот способ защиты себя не оправдал — края осыпались и кое-где почернели от времени.

Скорее всего, документ тщательно свернули между внутренними и внешними стенками кувшина, а ткань прочно удерживала его на месте. Судя по громкому хлопку, который слышал Рубен, пергамент находился в частичном вакууме. Кто-то вытянул воздух из сосуда при помощи крошечной трубочки и насоса, прежде чем залепить отверстие. Этим объяснялось хорошее состояние пергамента и небольшой дефект, который Рубен обнаружил на кувшине сбоку.

Он никогда не имел дела с древними рукописями, но знал, что обертка, хоть и явно современная, может намекнуть на происхождение и особенности находки. Рубен отвернул материю, и появились письмена. Черные чернила на угольной основе кое-где сливались с темными пятнами на сухом тонком пергаменте.

Рубен совсем разволновался.

Пергамент исписали от края до края. Между колонками оставили промежутки.

— Наверное, чтобы, просмотрев одну-две колонки, свернуть манускрипт и читать дальше, — определил Рубен.

Ни пунктуации, ни пробелов. Все буквы — заглавные. Значит, написано еще до Средневековья.

Греческий!

Сердце вдруг застучало, как сумасшедшее.

Рубен не очень хорошо знал греческий койне и привык к текстам с современными знаками препинания, но некоторые слова увидел четко: ΙΗΣΟΥΣΙΩΑΝΝΗΝ ΒΑΠΤΙΣΜΑ —«Иисус», «Иоанн», «крещение».

Вот почему Диабы так волновались. Подлинник времен раннего христианства.

— Боже правый! — воскликнул Рубен.

— Ну что еще? Потерял голову из-за старых иероглифов?

— Это греческий, а не древнеегипетский, — объяснил Рубен. — В первом веке нашей эры важные тексты обычно писали на греческом.

— Я думала, римляне говорили на латыни. Зачем же писать на греческом?

— Влияние Александра Великого. Завоевав земли, он настоял, чтобы важные документы писались только на греческом. Традиция сохранялась лет шестьсот.

— Ни фига себе. Так долго? Почему не перешли на латынь, когда римляне победили?

— Перешли, но в научных и других важных текстах, которые читали по всей империи, царил греческий. На поздних этапах развития Римской империи и в Средние века на смену греческому пришла латынь… и не выражайся, пожалуйста. Тебе не идет.

— Для меня все одно — китайская грамота. — Донна пропустила замечание отца мимо ушей и рассмеялась над собственной неудачной шуткой. — Так ты считаешь, будто этому куску потрепанной кожи две тысячи лет? Не смейся надо мной.

— Если он настоящий, — радостно заявил Рубен, — то к нам, возможно, попал один из подлинников времен Нового Завета. Неудивительно, что Диабы так пеклись о судьбе кувшина.

— И что?

— Скажу иначе, так тебе будет понятнее: подлинный манускрипт стоит десятки миллионов долларов.

Собственные слова показались Рубену нелепыми.

— За какое-то старье? Издеваешься? Им впору машину чистить.

— Билл Гейтс, человек, основавший «Майкрософт», лет десять назад заплатил больше тридцати миллионов долларов за почти двадцать страниц с каракулями Леонардо да Винчи. Если свиток настоящий, его оценят в гораздо большую сумму.

— Нуда. Какое-то старье… Не верю. — Донна не знала, что и думать.

— Если у тебя есть, на что потратить четверть миллиарда долларов — или сколько там, — не стесняйся. Но вначале надо подумать, отчего маленький кусочек кожи так высоко ценится. Может, нам доверили утерянное Евангелие или другое повествование о жизни во времена Нового Завета. — Рубен сам себе поражался. Неужели и правда древнее Евангелие? — Мы ничего не узнаем, пока я его не переведу. Может, это подделка. Но даже подделка стоит немало.

Так логичнее — верно?

— Да, пап, я тебе верю. Я же верю, что в саду живут феи, и в Санта-Клауса.

— Санта-Клаус ведь приносил тебе подарки, а зубная фея платила за каждый зуб… Что бы ты ни думала о манускрипте, но пока у меня не будет перевода и остальных сведений — никому ни слова, даже юному Лохинвару, [3] или кому ты там шлешь свою мобильную китайскую грамоту. Обещай. Возможно, это очень важная находка, — повторил Рубен, убеждая не только Донну, но и самого себя.

— Ладно, — вздохнула Донна. — Если тебе станет легче, клянусь. Пойду дописывать сочинение. Сегодня сдавать.

Рубен снял обертку, аккуратно положил ее в большую сумку-холодильник и застегнул, предварительно выкачав воздух, чтобы создать вакуум. Только тут он заметил, что левый конец манускрипта обрезан между колонками без вреда для текста. Словно кто-то намеренно разделил свиток, и Рубену досталась последняя часть.

«Зачем?» — спросил себя Рубен.

Он мысленно вернулся в 1973 год и задумался, почему Диабы отдали ему документ. Они боялись пасть жертвами арабо-израильского конфликта. Расспрашивали его о синоптической проблеме. Он вспомнил, что тема показалась странной для разговора за ужином.